Бенедиктинское аббатство
Шрифт:
В эту минуту в полумраке приподнятых занавесей вырисовался контур бледного лица в шляпе с пером, и на меня устремилась пара блестящих глаз, какие могли принадлежать одному Люциферу. Это было слишком. Страшное видение, вызванное Кальмором в Чертовой Люльке, как живое вспомнилось мне.
Почти машинально я протянул слабевшую руку к столу, где между множеством различных вещей было маленькое слоновой кости распятие, которое я допускал в своем присутствии, но никогда не пользовался им. Схватив этот символ искупления, имевший власть разрушать силу адову, я прижал его к груди и шептал сдавленным голосом:
— Vade retro Satanas!
Без
Второй взрыв смеха заставил меня открыть глаза.
— За кого, черт возьми, вы принимаете меня, граф? — произнес металлический, хорошо знакомый голос. — Я, право, думаю, что вы делаете мне честь, считая меня своим патроном Люцифером. Придите же в себя, храбрый Мауффен, я плоть и кость и вовсе не намерен причинить какой-нибудь вред ни вашей крещеной душе, ни вашему слабому затылку, но хочу сказать вам несколько слов.
Я дрожал и думал, что сплю: передо мной стоял, держась рукою за кинжал, с лукавой усмешкой на губах, сам страшный граф фон Рабенау. Он без церемоний опустился в кресло около стола и, наполнив мою чашу вином, залпом опорожнил ее.
— Превосходно, — произнес он, наливая вторую чашу и смакуя как знаток. — Вы пьете чудное вино, граф. Не для угощения ли Люцифера вы запаслись таким райским напитком?
Я смотрел на него со злостью и удивлением: каким чудом попал он ко мне? Все двери были на запоре, а вечером, когда я лежал на постели, его не было.
— Откуда вы вошли, сударь? — спросил я с видимым неудовольствием. — Одни воры и разбойники пользуются темными путями, чтобы попадать в чужой замок; никогда честный рыцарь…
— Как я сделал, граф, это мое дело. Может быть, в этом замке я более у себя дома, чем вы сами.
«Ах! — с ужасом подумал я. — Если он найдет сокровища!»
Как будто читая мои мысли, этот удивительный человек выпрямился и своим пламенным взором пристально взглянул мне в глаза.
— Вы боитесь, как бы я не унес сокровища, которые вы храните в подземельях восточной башни! Коридор влево от колодца; надо сойти 27 ступенек. Граф, я слишком богат, чтобы нуждаться в вашем золоте, хотя и имею право на эти сокровища; но предупреждаю вас об одном: только пока я жив, вы можете быть покойны. Я владею подробными планами замка, всех подземелий и тайных выходов; если я умру и документы эти попадут в алчные руки, вас обчистят так, что вы не в состоянии будете защищаться. Вы видите, я вошел неизвестным вам путем, а он не единственный; так не ждите моей смерти, вы горько пожалеете потом. Я не могу в настоящее время открыть вам связывающую нас тайну: со временем узнаете.
Он встал, послал мне рукой прощальный привет и направился в сторону постели, где скрылся за занавесью.
На минуту я застыл от изумления; потом бросился к алькову, чтобы увидеть, где он прошел, но напрасно искал и ощупывал стены; я не находил никакого следа потайной двери и, взволнованный этим странным посещением, заснул только под утро.
Несколько
В настоящее время затевался тайный заговор против Рабенау, и во главе его был монах Бенедиктус, в мире граф фон Рувен, предательским образом заключенный в монастырь; преданный ему душой, один человек темного происхождения, патер Санктус, помогал этой интриге. Я понял, что Бертрам лгал, говоря, что ничего не получает. Он был жаден на золото и считал, что ему мало платят; с другой стороны, ему стало невыносимо положение лже-приора под железной рукой Рабенау, который не пощадил бы его жизни, если бы тот не угодил ему.
С этого дня я часто посещал Бертрама в аббатстве, то открыто, то указанным им потайным ходом. Он рассказывал мне о своих делах и о ходе все более и более развивавшегося заговора. Смелый Бенедиктус соблазнил Бертрама огромной суммой, и ждали только удобного момента, рассчитывая в суматохе убить Рабенау.
— Это был бы хороший случай и для тебя, — прибавил Бертрам. — Без сомнения, смерть графа вызовет большой переполох в замке, и тебе будет удобно похитить прекрасную Розалинду. Как только она будет за толстыми стенами замка Мауффен, ты можешь принудить ее стать твоей женой.
Мысль эта показалась мне превосходной, и я сгорал от нетерпения обладать Розалиндой. Однако дело затянулось, и прошло несколько недель. Наконец, однажды Бертрам сказал мне:
— Надеюсь, на будущей неделе все решится. Рабенау устраивает празднество в день рождения; пользуясь сутолокой многолюдного общества, у него хотят похитить все компрометирующие его документы. После этого ему придется или сдаться добровольно, или быть убитым. А ты, Гуго, воспользуйся случаем и отправься на праздник, да прихвати с собой несколько решительных людей. Если Рабенау заметит кражу, ему будет не до Розалинды и тебе, может быть, удастся похитить ее.
Я поблагодарил своего верного друга за добрый совет и выбрал между своими слугами десять человек, которых наставил и обещал хорошую награду; они должны были быть готовы по первому сигналу.
В день празднества я парадно оделся и отправился в замок Рабенау. Граф встретил меня как всегда, любезно; но вскоре я заметил на его прекрасном лице следы скрытой тревоги.
Раскланявшись с дамами, я отошел к окну, наблюдая за происходившим. В одной группе молодежи был Курт фон Рабенау, моя вечная антипатия; при несомненной красоте, ему недоставало чарующей прелести отца, которая покоряла ему все сердца; что-то фальшивое светилось в глазах Курта и минутами в них мелькала настоящая злость. В ту минуту молодой граф был угрюм и не отводил глаз от группы дам, между которыми находилась молодая графиня фон Левенберг, взглядывая по временам со злобой на отца. Удивляясь этому, я проследил за его взглядами и подметил, что граф Лотарь, любезно переглядывался со своей прежней воспитанницей.