Бенкендорф. Сиятельный жандарм
Шрифт:
В избу вошел Волконской.
— Я еду в Петербург, — сказал он.
— Счастливого пути, — пожелал Бенкендорф, и они расцеловались.
Бенкендорф поделился с Волконским своими мыслями, провожая его на крыльцо, и еще долго смотрел вслед товарищу, который понимал его лучше остальных. Потом он возвратился в избу.
Петербург почему-то напомнил о доме. Долгие годы он не имел ни дома, ни семьи, а ведь ему под тридцать. Солидный возраст! Да, он любил и был любим. Но женщины как-то проходили через его жизнь, не оставляя значительного следа. Он любил брата, но брат был занят своей жизнью и своей семьей. Отец жил в далеком прибалтийском уголке. Оставалась память о матери, с которой он провел незабываемые годы детства в Павловске и Петербурге.
Да, память о матери! Тяжелая, трудная
Да, да! Если бы не она, карьера Христофора Бенкендорфа сложилась бы куда удачнее и он не претерпел бы столько унижений и разочарований. Пять лет несправедливой опалы тоже подорвали его здоровье, разрушили семью, подтолкнули к краю пропасти, превратили в нищего и, в сущности, разорили гнездо, которое он создавал годы.
Бенкендорф жалел отца. Десятки лет он находился на лезвии ножа. Одно неверное движение — и гибель становится неотвратимой. Как ее избежать? Как совместить несовместимое? Чему и кому служить? Где найти земного Бога? Бенкендорфы всегда служили и хотели служить. В верной службе состояла цель жизни.
В курной избе на обочине Можайского тракта сгущались осенние сумерки, и Бенкендорфу чудилось, что темнота вливается через узенькое оконце и вместе с ней, с темнотой, сюда проникают видения из прошлого.
Уроки пфиффикологии
Если бы не София Доротея, Тилли и мальчики просто умерли бы с голоду. Разве она могла предположить, прощаясь с Этюпом, что в России судьба сложится столь драматично? Нет, никогда! Она была настоящей монбельярской немкой, а значит, самостоятельной, твердой и решительной. Она приехала в Россию по зову сердца, но вовсе не затем, чтобы жить ползком и уступить кому-то место подле Софии Доротеи, с которой дружила двадцать пять лет — почти всю сознательную жизнь. Она искренне любила Софию Доротею за нежность и доброту, кротость и редкую отзывчивость. София Доротея казалась ей ангелом во плоти. Что-то высшее связывало их, и они нуждались друг в друге так сильно, что никакие иные привязанности не в состоянии были разорвать союз сердец, образовавшийся в девичестве. Никто девушек не умел понять до конца, никто не сочувствовал, и они всегда оставались вместе и наедине друг с другом, даже когда тысячи верст пролегали между ними.
И вот теперь история последних пяти лет повторяется в миниатюре. Она умирает здесь, в Дерпте, среди чужих, а София Доротея в Москве на коронационных торжествах, которых они ждали с нетерпением два десятилетия, считая дни. И дождались!
Правда, последние три месяца — зимних и холодных — после смерти императрицы Екатерины, проведенные Тилли в Петербурге, были чудесными, самыми лучшими и спокойными в России и не предвещали близкого несчастья. Обрадованный государь Павел Петрович вернул ее из ссылки и осыпал Христофора милостями, возмещая былые несправедливости и внезапно обрушившуюся после опалы нищету. Речь зашла о назначении его военным губернатором Риги. И действительно, 12 ноября прошлого года Христофора произвели в генерал-лейтенанты, а в день коронации 5 апреля 1797 года его мундир украсил орден Святого Александра Невского. Однако Тилли было не суждено увидеть лицо мужа в тот необычайный для семьи день. Государь твердо пообещал взять Александра к себе флигель-адъютантом. Это был настоящий триумф! Но сколько мучений она испытала на страдном пути к нему. Победа стоила жизни. Она умирала молодой, полной душевных сил и вспыхнувших вновь надежд. Как с ней нечестно поступила
София Доротея прислала в Дерпт доктора Бека в попытке спасти подругу, но он ничего уже не сумел изменить, лишь скрашивая пониманием последние мгновения земной жизни. Доктор Бек поддерживал ее и раньше, и сейчас было особенно приятно его присутствие. Сложные перипетии отношений при дворе втягивали в борьбу за влияние на монархов самых разных людей, очень часто открывая им дорогу к власти, деньгам и почету, буквально вырывая из ничтожества и вознося на Олимп к подножию трона.
Дело, конечно, не в том, что сразу после приезда в Петербург фрейлины покойной Вильгельмины встретили Тилли в штыки. Русские фрейлины и позже ее не жаловали, ревнуя Софию Доротею и строя всяческие козни. Она с этим бы справилась. Дело заключалось совсем в другом. Она никогда — ни здесь, ни в Этюпе — не защищала сугубо личные интересы, и оскорбительно ее дразнить магистром пфиффикологии — науки о хитрости, изворотливости и лести. Разве она кому-нибудь льстила? Она желала счастья Софии Доротее и боролась за него яростно, не жалея ни себя, ни семьи.
Нелидова — вот главная причина происшедшей катастрофы, вот злой гений, виновница стольких страданий Софии Доротеи. Недаром достаточно проницательная императрица Екатерина назвала ее как-то petit monstre [45] . И впрямь — petit monstre. Мелкая смугляночка с остреньким взглядом и плавными кошачьими движениями. Рядом с Софией Доротеей — ну просто ничто. Правда, изящна, ловка, умеет себя подать. Походка легкая, танцующая. Но и только! Левицкий ей на портрете куда как польстил. Что отыскал в Нелидовой государь? Злые языки болтали, что лишь в присутствии смугляночки государь чувствует себя воином и рыцарем. Она не подавляла величием и крепкой животрепещущей красотой, как жена. Нелидова не переносила Тилли, считая самой опасной немкой в России, и всячески настраивала государя против четы Бенкендорфов, от которой, по ее словам, некуда деться. Они везде — в спальне, в столовой, в конюшне и прочих местах. Гатчина управляется ими.
45
Маленькое чудовище ( фр.).
Покойная императрица, которая считала полезным поддерживать напряженность в семействе сына, все-таки не могла скрыть восхищения внешностью невестки и ее умением держаться. Однажды, когда София Доротея прибежала в слезах, императрица подвела ее к зеркалу и сказала со смехом:
— Посмотри, какая ты красавица, а соперница твоя petit monstre. Перестань кручиниться и будь уверена в своих прелестях.
Екатерина понимала толк в прелестях, и не только мужских. Ее окружали красивые фрейлины, и она обожала выполнять обязанности свахи, сперва придирчиво оценивая сбываемый с рук товар.
Между тем соперница Софии Доротеи, вероятно, обладала скрытыми от чужих глаз достоинствами и возможностями. Эротические причуды наследника не являлись при дворе тайной. Жертвы таких притязаний не долго помалкивали.
Нелидовой исполнилось всего семнадцать лет, когда София Доротея приехала в Петербург, чтобы венчаться с цесаревичем. Очень быстро она узнала о том, что произошло в первой семье. Узнала, как он был подло обманут и кто посмеялся над его чувствами. Она жалела цесаревича и не поверила, что фрейлины Вильгельмины ничего не значи об интриге графа Андрея.
— Пожалуй что и не знали, — рассуждала Тилли. — Допустим. Но кто носил записочки? Кто дежурил у дверей и бросался в покои, чтобы предупредить о появлении цесаревича? Ведь кто-то это делал?! Нельзя себе вообразить иного. А Нелидова, несмотря на молодость, очень хитра, пронырлива и ловка на всякие каверзы. Ее и не нащупаешь за портьерой. Худа как тростинка. И вдобавок у нее находчивость актриски, которая нетвердо вызубрила роль. Сколько раз она импровизировала на сцене, и всегда — надо отдать должное — удачно. Попробуй такую поймай на горяченьком, а граф Андрей умел обходиться с женской обслугой. Они все — за него!