Бенкендорф
Шрифт:
Седьмого мая 1808 года, когда «вакации» Жорж закончились, публика собралась насладиться очередным представлением «Артаксеркса». Но актриса не появилась, спектакль был отменён, и разразился скандал. Бенкендорфа, естественно, допрашивала полиция, а он, разумеется, разыгрывал полное неведение. Однако вестей от Жорж всё не было, а Бенкендорф стал (наконец-то) замечать за собой филёров, считая это следствием бегства Жорж. Между тем театр «Комеди Франсез» объявил о новом представлении «Артаксеркса». По Парижу поползли слухи о том, что Жорж поймана, помещена под арест и будет доставлена прямо на спектакль, чтобы сыграть свою роль.
Совсем другая, достаточно курьёзная версия отъезда мадемуазель Жорж распространилась
А между тем в день нового спектакля сплетни об аресте Жорж были такими упорными, что Бенкендорф на какое-то время поверил в них. Он отправился на спектакль, чтобы увидеть, кто же исполнит главную женскую роль принцессы Манданы. Театр был переполнен. Многие пришли, чтобы из патриотических чувств освистать «перебежчицу и изменницу». Принцесса Мандана появилась в маске и получила первую порцию свиста и шума, предназначенных Жорж. Но Бенкендорф узнал бы предмет своего обожания и под маской. Это была не она. Слухи, видимо, были рекламным трюком, рассчитанным на то, чтобы привлечь публику. Вместо Жорж на роль поставили юную актрису Бургоэн, и успокоенный Бенкендорф уехал, не досмотрев пьесы. А вскоре пришло письмо из Мюнхена. Это было сообщение Жорж о благополучном пересечении границы Франции. Она стала недосягаемой для французской полиции и направлялась в пока ещё дружественную России Вену.
«Как честный человек», Бенкендорф немедленно поделился с Фуше известиями о том, что уже не могло повредить Жорж. Он был уверен, что обыграл французскую тайную полицию, и, по собственному признанию, «чрезвычайно гордился победой над её бдительными сотрудниками». Фуше его не разуверял. А Наполеон отправил Коленкуру в Петербург инструкцию: «снисходительно отнестись» к «бегству нескольких актёров оперы». «Моё желание, — писал император, — чтобы вам не было известно о их дурном поступке. В чём другом, а в танцовщиках и актрисах у нас в Париже недостатка не будет». Вскоре посол передал это мнение Александру: «Франция настолько населена, что может не гоняться за беглецами»67. В Вене же французский посол выдержал паузу для получения инструкций из Парижа и затем сообщил Жорж, что она может ехать куда угодно.
А Бенкендорф уже доживал в Париже оставшиеся до разрешённого отъезда недели. Когда же парижское «сидение» закончилось, он домчался в Петербург за 14 дней. Степень его спешки становится понятной при сравнении с тем фактом, что в октябре 1812 года срочные эстафеты Наполеона покрывали расстояние от Москвы до Парижа в среднем за 15 с половиной днейб8.
Жорж к тому времени уже прибыла в Петербург и остановилась в отеле «Норд». Именно туда явился с дороги Бенкендорф и только на следующее утро отправился представляться императору. Его ждал холодный приём. То, что флигель-адъютант из хорошей семьи привёз актрису с намерением на ней жениться, вызвало неодобрение и Александра, и Марии Фёдоровны (в этом случае не последнюю роль, видимо, сыграло ещё и признание в долгах). «Я чувствовал, — повинился Бенкендорф, — что она была права».
Нет, не женитьбы Бенкендорфа ожидала партия вдовствующей императрицы. Все предвкушали первый спектакль Жорж,
Поначалу события развивались в нужном направлении. 15 июля состоялся дебют Жорж на петербургской сцене. Ради неё играли «Федру» Расина. Уже за два часа до начала спектакля театр был переполнен. Прибыла на представление императорская семья и сам Александр I. Занавес поднялся…
«Мы увидели величественную женщину в прекрасном белом платье с маленькой диадемой на голове, в богатой мантии, — вспоминал потрясённый Жуковский, — походка, бледность её лица — следствие внутренней скорби, глаза мутные, лишённые последнего блеска, но полные выражения страстей, — всё изображало Федру, томимую внутренним неестественным огнём»69. Посетивший спектакль с участием актрисы чуть позже П. А. Вяземский добавляет: «Я до того времени никогда ещё не видел олицетворения искусства в подобном блеске и подобной величавости. Греческий царственный облик её и стан поразили меня и волновали».
Жорж доказала, что по праву носит титул королевы европейского театра. Как вспоминал присутствовавший на представлении С. Т. Аксаков, «восторг зрителей был таков, что от хлопков и криков дрожали стены»70. О том же докладывал Коленкур Наполеону.
Но среди зрителей не было… Бенкендорфа. В этот день он по должности исполнял обязанности дежурного адъютанта при государе императоре. А тот, отправляясь любоваться Жорж, «на всякий случай» оставил своего подчинённого во дворце на Каменном острове. Сказать, что Бенкендорф был огорчён, — всё равно что не сказать ничего.
Диалог Александра I с Жорж в первый же вечер после спектакля вышел за рамки обычной учтивости, а после следующего спектакля (это была трагедия «Меропа») император признался Жорж, отирая глаза: «Поверьте, это первые слёзы, которые я проливаю в театре!»
Не успело миновать лето 1808 года, как актриса Жорж была приглашена к царю в Петергоф для дебюта в несколько иной роли. Придворная партия императрицы-матери возликовала, но очень ненадолго. Это оказалось такое представление, продолжения которого Александр не пожелал. В разговорах с Коленкуром он признавался, что сожалеет о том, что актриса не свободна и «является вещью французского императора», хотя Наполеон заранее предупредил своего посла: «Актрис могут оставлять у себя и забавляться ими, сколько угодно»71, — что тот и передал Александру.
Замысел Толстого и придворной партии «друзей императрицы» в Петербурге не удался. Мария Антоновна Нарышкина стойко придерживалась правила «не обращать внимания на увлечения», и государь, отдав дань сиюминутному удовольствию, возвратился к прежней привязанности.
Но театральный успех Жорж возрастал после каждого сыгранного спектакля. Фурор достиг высшей точки после представления 31 августа «Семирамиды» Вольтера. Прежняя любимица публики, Катерина Семёнова, отошла в тень на несколько месяцев (при этом она посещала все спектакли соперницы и готовилась к реваншу). В октябре 1808 года Жорж поехала в Эрфурт, где состоялось свидание Наполеона и Александра, и играла там для них в классических трагедиях. По слухам, императоры даже обменялись парой фраз о всевозможных достоинствах актрисы.
А что запомнила сама мадемуазель Жорж от первого года своего пребывания в Петербурге? Череду представлений, балов и приёмов. Рандеву с великой княгиней Екатериной Павловной. Празднество в доме старого графа Строганова, встречу там с сестрой императрицы. Нитку жемчуга, присланную на следующий день стариком Строгановым вместе с короной «Жорж-Мельпомене». Выходку принца Вюртембергского, представившегося собственным лакеем и умолявшего принять кольцо с великолепными бриллиантами и бархатный кошелёк, наполненный золотыми луидорами. А вот Бенкендорфу в мемуарах актрисы опять не нашлось места.