Бенкендорф
Шрифт:
А войска Багратиона снова совершали изнурительные марши. Генерал Паскевич вспоминал: «Князь Багратион приказал запастись в Бобруйске только сухарями и усиленными маршами спешить к Могилёву, чтобы там предупредить неприятеля. Трудно найти в военной истории переходы усиленнее отступления 2-й армии. В день делали по 45 и 50 вёрст; несносный жар, песок и недостаток чистой воды ещё более изнуряли людей. Не было времени даже варить каши. Полки потеряли в это время по 150 человек. Находясь с 26-ю дивизиею в голове колонны, к счастью, я имел большой запас сухарей и водки. Отпуская двойную порцию, поддерживал этим солдат, но, несмотря на то, у меня выбыло из полка по 70 человек». Впрочем, как позже говорил генерал Драгомиров, «никогда не думай, каково тебе; думай, каково неприятелю». В корпусе Даву урон от изнурительных гонок на опережение был ещё выше. Здесь насчитывали
И вновь повторилась минская история: теперь уже Волконский, не доезжая десяти вёрст до Могилёва, встретил спасавшегося бегством начальника внутренней стражи, уверявшего, что в город вошли французы. Ямщик согласился ехать дальше, только увидев направленный на него пистолет. Могилёв был ещё пуст, но аванпосты французов находились всего в 15 верстах к западу.
Вовремя предупреждённый Багратион успел изменить свои планы: в бумагах, привезённых Волконским 8 июля и продублированных прибывшим чуть позже Бенкендорфом, было обозначено новое место соединения — Смоленск.
С третьей попытки Багратион и Платов сумели обмануть опытного Даву: сковали его боями на подступах к Могилёву и внушили мысль, что будут всеми силами сражаться за этот город, обладавший удобнейшей переправой через Днепр. Пока Даву по всем правилам военной науки готовился к серьёзному сражению, казаки Платова, «кружа как рой пчёл»8 вокруг Могилёва, создали непроницаемую для французской разведки завесу. Под её прикрытием русские войска переправились через Днепр ниже по течению и через восемь дней беспрепятственно достигли Смоленска. Армии соединились.
Первый этап войны закончился, с ним завершилась и курьерская служба Бенкендорфа и Волконского. К этому времени император Александр уже покинул действующую армию, но большая часть его свиты осталась на войне и попала в распоряжение главнокомандующего Барклая де Толли.
Бенкендорф и Волконский поступили под начало генерала Ф. Ф. Винцингероде, командовавшего в то время резервами в Смоленске и окрестностях.
Фёдор Фёдорович Винцингероде формально был подданным Наполеона, поскольку его отечество — Гессен — вошло в состав Первой империи. Но фактически он был «профессиональным борцом с Наполеоном», сражался с французами с 1790-х годов то на стороне России, то на стороне Австрии, заслужил боевого «Георгия» и орден Марии Терезии, был ранен. 11 мая 1812 года он вновь вернулся на русскую службу — чтобы опять воевать с Наполеоном. Когда война началась, император французов объявил его своим личным врагом.
Позже Бенкендорф вспоминал, с каким огорчением он отправлялся к месту нового назначения — в тыл, в резервный корпус. Он вместе со всеми испытывал горечь от постоянного отступления и надеялся поскорее вступить в бой. Позже в мемуарах Бенкендорф вспоминал: «Каждый верстовой столб, приближавший нас к столице, печалил нас и солдат. Удручённые скорбью, мы предавали наши губернии и их великодушное население неприятельскому разорению. Сколько проклятий навлёк на себя честный и благородный генерал Барклай, который, исполняя своим отступлением мудрые указания императора, принимал на себя ненависть и проклятия народа и ропот солдат». Бенкендорф мог слышать, как Барклай, подъехав к солдатам, когда они обедали, спросил: «Ребята, хороша ли каша?» — и в ответ раздалось горькое: «Хороша, да не за что нас кормить»…
Бенкендорф приехал в Смоленск незадолго до соединения русских армий и здесь пережил пару тревожных дней. Уже тогда было ясно, что город станет ареной битвы, но ещё совершенно непонятно, кто подойдёт к нему первым: Барклай с северо-запада или обогнавший Багратиона Даву с юго-запада.
Винцингероде попытался, не дожидаясь подхода основных сил, создать хоть какую-то линию обороны города из подчинённых ему частей. «Состоявший при особе его флигель-адъютант полковник Бенкендорф» и артиллерийский офицер Н. М. Коншин немедленно отправились объезжать город, чтобы «составить проект укреплений, самый простой, удобный для исполнения по обстоятельствам и времени». Тревожный день сменился беспокойной ночью: обсуждался вопрос о возможном уничтожении моста через Днепр; только к утру Бенкендорф развёз подчинённым Винцингероде сведения о том, что Барклай уже на марше, а «в авангарде нашем в Красном не слышно нападательного движения»9.
Правда,
Однако в резерве Александр Христофорович тоже не засиделся. Уже 21 июля Винцингероде получил приказ главнокомандующего Барклая де Толли, согласно которому резервный корпус расформировывался, а генерал становился командиром самостоятельного боевого отряда, или «партии», как тогда говорили. «Я поручил генералу Винцингероде, — вспоминал впоследствии сам Барклай, — начальство над войсками, собранными между Поречьем и Духовщиной… Он обязан был прикрывать с сими войсками дорогу к Духовщине и Белой, освободить Велижский уезд от набегов неприятеля и наблюдать за ним в Поречье, Сураже и Витебске»10. «Назначение указанного отряда, — добавлял в мемуарах Бенкендорф, — было служить для связи между большой армией и армией под командованием графа Витгенштейна, охранять внутренность страны от неприятельских отрядов и фуражиров и действовать, в зависимости от обстоятельств, в тылах французской армии, не теряя из виду движений Барклая де Толли». Специальным приказом отряду вменялось в обязанность «брать пленных и узнавать, кто именно и в каком числе неприятель идёт, открывая об нём сколько можно». Тыл стал фронтом, резервы — боевыми частями, полковник Бенкендорф — командиром авангарда, ротмистр Волконский — дежурным штаб-офицером.
В состав отряда Винцингероде первоначально вошла исключительно кавалерия: Казанский драгунский и четыре казачьих полка (Ставропольский калмыцкий, В. Д. Иловайского 4-го, И. Д. Иловайского 12-го и Краснова 1-го), подкреплённые парой конных орудий. Это позволяло отряду перемещаться необыкновенно быстро — при необходимости преодолевать более 80 вёрст в сутки — и не только неожиданно атаковать, но и быстро отступать. Отсюда иное название «партии» Винцингероде — «летучий корпус». Историки позже назовут его «первым партизанским отрядом», что в принципе не противоречит тогдашнему, довольно широкому, толкованию. Слово «партизан» пришло из французского языка (partisan) и обозначало, согласно словарю Даля, «начальника» или «соучастника» партии, то есть «лёгкого летучего отряда, вредящего внезапными покушениями с тылу, с боков»12. Именно из-за такой размытости термина неудивительны упоминания мемуаристов и о французских партизанах в 1812 году. «Когда партизаны неприятельские уже начинали грабить около нашей подмосковной…» — писал, например, в воспоминаниях князь И. М. Долгоруков.
Для того чтобы очутиться на фланге и в тылу наполеоновской армии, «летучий корпус» ушёл за полторы сотни вёрст к северу от Смоленска, на время растворился среди девственных елово-дубовых лесов и бесчисленных ледниковых озёр на границе России и Белоруссии. Журналист, путешествовавший по этим краям почти через двести лет после описываемых событий, не преминул отметить нетронутость природы даже в XXI веке: «Щемящей красоты вокруг пейзажи! В принципе, места болотистые, куликовые, клюквенные, перемежаемые иногда то лиственным лесом, то хорошим, светлым сосняком. Небольшие речки тяготеют разлиться в покойные равнинные озёра, поросшие камышом… Дорога всё так же узка и пустынна… Людей не видать. Благодать затерянной в лесах провинции, откуда хоть три года скачи, никуда не доскачешь…»13
Но в июле 1812 года до неё доскакали передовые разъезды Наполеона. Следом спрут Великой армии вытягивал по окрестным местечкам и деревням мелкие щупальца — отряды мародёров. Казаки «летучего корпуса» частенько заставали их врасплох и захватывали в плен без особого сопротивления. Однако это было «побочное» занятие; главным было обнаружить, где кончаются партии мародёров и начинается левый фланг основных сил Наполеона.
Для военных операций такого рода существовало довольно точное определение: поиск. Ибо прежде чем атаковать неприятеля после долгого скрытого марша, его нужно было отыскать. Информация, полученная в Смоленске, через несколько дней устарела. Ротмистр Волконский убедился в этом, когда ринулся с сотней казаков в местечко Усвят, но… никого там не встретил. Ещё один быстрый поиск — на Сураж, где, как «достоверно знали» в штабе Барклая, находится противник. И снова — только следы пребывания корпуса Евгения Богарне, а вся «добыча» состоит из горстки отставших больных итальянцев. Куда ушёл целый армейский корпус наполеоновской армии? Эти сведения представляли интерес не только для отряда Винцингероде. Командование соединённых русских армий, впервые за всю войну решившееся наступать, жаждало подробной информации о перемещении главных сил противника. Наконец разведка донесла: регулярные части в городке Велиж!