Беранже
Шрифт:
По утрам Беранже с нетерпением ждет свежей почты.
26 июля в правительственной газете «Монитер» напечатаны ордонансы, подписанные королем. Это и есть те «крайние меры», которыми Карл X давно уже грозит подданным. Свобода печати отменяется. Вводится режим строжайшей правительственной цензуры. Палата в ее нынешнем составе распущена, назначены новые выборы. Избирательные права французов еще более урезаны, число лиц, имеющих право голоса, сокращено чуть ли не на три четверти.
Король вместе с Полиньяком, автором этих ордонансов,
Глупцы! Они чересчур уверены в себе, — думает Беранже. — Не приведет ли их этот путь к краю обрыва, откуда низвергнется в пропасть реставрированная монархия?
Долгожданный момент как будто приближается. Надо немедленно действовать и звать к действию других. Беранже тотчас же едет в Париж. Прямо с дороги он попадает на заседание общества «Помогай себе сам, и небо тебе поможет». Здесь и либералы и республиканцы, преобладает молодежь. К ней обращается Беранже с призывом: быть в боевой готовности и звать народ к восстанию.
Нельзя терять ни минуты! Разгоряченный и, несмотря на усталость, как будто помолодевший, песенник спешит в дома «либеральных корифеев». Что они собираются предпринять?
Вечером штаб оппозиции заседает в редакции газеты «Насьональ». Тьер читает написанный от лица литераторов и журналистов протест против ордонансов.
«Правительство нарушило законность и тем освободило нас от обязанности повиноваться… Что касается нас, сотрудников газет и журналов, мы будем сопротивляться в сфере нашей деятельности. Дело Франции решать, до какого предела следует ей довести свой отпор».
После чтения в рядах собравшихся замешательство. Надо ставить подписи, но не все решаются на такой шаг. Не лучше ли обождать, как еще повернутся события, не заваривать кашу самим, оставаться в «пределах законности»?
Тьер подписывается первым. Рывком. Демонстративно. Он вступил в решающую политическую «игру» и готов ставить «ва-банк». Беранже, для которого происходящие события вовсе не игра и который далек от расчетов личного честолюбия, думает, что и Тьер во власти тех же революционных и патриотических побуждений, которые владеют им самим. Решительность поведения «молодого друга» ему по душе.
Наконец подписи собраны. Но тут снова заминка. Некоторые храбрые депутаты спохватываются. Ах, они не подумали, они поспешили. Нельзя ли взять подписи обратно? О, ведь уважаемый Беранже в дружбе с Тьером и другими журналистами, не попытается ли он отговорить их публиковать чьи-либо подписи под этим опаснейшим документом? Нет уж, пусть не рассчитывают на его содействие в отступлении, отвечает возмущенный Беранже.
Текст посылают в набор. Многие типографии закрыты — одни в знак протеста против ордонансов, другие же по распоряжению властей. Но оппозиционные журналы и газеты «Глоб», «Насьональ» и «Тан» должны появиться во что бы то ни стало.
Поздно вечером Беранже
Утром 27 июля Беранже воочию убеждается, что надежды его не напрасны. Возбуждение растет. В кафе, в лавках, на улицах люди собираются в кружки, читают вслух и обсуждают передовые статьи оппозиционных газет и протест журналистов.
Беранже всматривается в лица чтецов и ораторов. Среди них много рабочих-печатников. Посеревшая кожа, впалая грудь, глаза обведены темными кругами. Но усталые глаза эти зажигаются сегодня каким-то необычным огнем. Язычки того же огня блестят и в широко открытых глазах юношей студентов, вспыхивают из-под косматых бровей ветеранов, искрятся в озорных, смышленых глазах гаменов. Эти горластые мальчишки с парижских окраин не читают газет, но прислушиваются к спорам, впитывают в себя то, что носится в воздухе, и охапками разбрасывают по Парижу искры разгорающегося огня.
— Долой министров!
— Долой ордонансы!
Беранже снова направляется в редакцию газеты «Насьональ».
Его пропускают — и тотчас же двери на запор. Полиция делает налеты на типографии и редакции оппозиционных газет. Не пускать жандармов! Не отзываться на стук! Но нагрянувшие жандармы взламывают засовы и запоры и, оттесняя сопротивляющихся рабочих и журналистов, идут опечатывать типографские станки.
На улице жара неимоверная. Выше тридцати градусов. Мастерские, лавки, конторы закрыты. Толпы на улицах все гуще. Повседневный ритм жизни города сменяется штормовым ритмом восстания.
Повстанцы начинают строить баррикады. Раздаются первые выстрелы. Королевские войска двинулись на штурм баррикады, воздвигнутой на улице Сент-Оноре. На развороченные камни мостовой проливается кровь…
Вечером Беранже снова на многолюдном собрании. Здесь и представители рабочих окраин, и богатые банкиры, и промышленники. Избирают комиссаров, которые должны возглавить повстанческое движение в двенадцати округах Парижа.
В открытые окна доносится гул восстания. И вечер кажется таким же раскаленным, как день.
Повстанцы действуют все решительней. Поджигают барьеры у городских застав, рубят деревья на бульварах, валят набок повозки. Женщины тащат тюфяки и всякую домашнюю рухлядь. Мальчишки выворачивают камни мостовых. Баррикады растут. Метко запущенный булыжник разбивает уличный фонарь. Один, другой, третий. С дребезгом разлетаются осколки. Это гамены помогают братьям и отцам.
Темная, душная ночь полна движения. Над Парижем гудит набат. Париж готовится к завтрашним боям.
А что же делает король? Он в Сен-Клу, своем загородном замке, отдыхает на балконе после традиционной партии в вист.