Берег черного дерева и слоновой кости (сборник)
Шрифт:
Взволнованные всем, чти им пришлось услышать, Грундвиг и Гуттор угрюмо молчали.
Вдруг Надод, не перестававший прислушиваться, вздрогнул, и на лице его отразилась злобная радость.
— Это они, — беззвучно прошептал он.
Три сильных удара в дверь заставили Грундвига и Гуттора очнуться от задумчивости. Кто бы это мог быть? Не заметил ли герцог отсутствие своих слуг и не послал ли за ними людей?
— Кто там? — спросил Грундвиг, подходя к двери.
— Ваши друзья, — ответил незнакомый
Забыв осторожность и то, что убийцы Гленноора могли каждую минуту вернуться, Грундвиг отодвинул засов, запиравший дверь.
И тотчас же прозвучал его крик:
— Гуттор!.. Ко мне, на помощь!..
Тщетно старался старик закрыть снова дверь, — человек пять уже уперлись в нее, и она медленно открывалась, уступая их усилиям. Вот один из них уже наполовину пролез в комнату. Одним прыжком подскочил Гуттор и, схватив переднего из нападавших, втащил внутрь и, захлопнув дверь, прижал ее спиной.
— Запереть, что ли? — спокойно спросил он.
— Конечно, ведь их там десять на одного!..
— Только десять? — заметил богатырь, с сожалением задвигая засов.
Бандит, которого он втащил в комнату, притаился, не шевелясь, в углу. Это был дюжий, широкоплечий мужчина и, должно быть, силач, опасный для всякого, кроме Гуттора.
— Что нам делать с этой гадиной? — спросил он, встряхивая бандита за ворот.
— Для убийц Гленноора не может быть пощады, — ответил Грундвиг. — Они явились, чтобы покончить с нами и освободить своего атамана.
— Не убить ли одним ударом двух зайцев? — кивнул богатырь в сторону Надода.
— Нет, этот нам еще будет нужен. Пусть сам герцог решит его участь.
Между тем удары градом сыпались в дверь, но крепкое старое дерево, из которого она была сделана, не уступало.
Тогда один из бандитов закричал:
— Наберем валежнику и подожжем их.
— Да, да!.. — подхватило несколько голосов. — Подожжем их!..
— Ладно же! И я вас потешу! — проворчал Гуттор и, схватив своего нового пленника, он потащил его на верх башни.
Войдя на террасу, он взглянул вниз. Человек двадцать пять бандитов копошилось там, складывая у подножия башни большой костер.
— Эй, вы! Псы голодные! — крикнул богатырь. — Ловите вашего товарища!
И, схватив одной рукой несчастного, он покрутил его над головой и швырнул с такой силой, что тот распластался на земле шагах в двадцати от башни.
Яростный крик был ответом на этот поступок, и бандиты подожгли валежник.
Огонь сразу охватил сухие ветки и побежал по ним, треща и разгораясь. Пламя лизнуло серую каменную громаду и потянулось наверх, туда, где на светлом фоне неба стоял, скрестив на груди руки, Гуттор.
С презрительным спокойствием он смотрел на костер, потом произнес:
— Ладно! Мы еще покажем
И, медленно повернувшись, он сошел вниз.
В погребе башни хранились большие поленья, употреблявшиеся для огромных средневековых каминов. Выбрав одно из них, футов десять длиною, Гуттор приладил к нему старую секиру и, вооружившись таким образом, стал у дверей.
При виде этого Надод невольно вздрогнул. С таким оружием богатырь мог перебить половину нападающих прежде, чем они ворвутся в башню.
Торжествующие крики доносились снаружи. Еще несколько минут, и дверь должна была загореться.
Неожиданно разразился сильнейший ливень, и костер потух.
Глава XXIII
Герб Биорнов
Идите за мной, — сказал призрак, — вам больше нечего бояться.
Ингольф вздрогнул, почувствовав на своей руке прикосновение костлявых, холодных пальцев, но все же смело пошел за своим неизвестным проводником. Они спустились по узенькой винтовой лестнице, устроенной в толще стены.
На одном из поворотов привидение остановилось и, подняв ночник, осветило им лицо Ингольфа. Бескровные губы зашевелились, и капитан услышал слабый, как Дуновение, голос:
— Вылитая герцогиня. И как это Гаральд не узнал его.
И, тяжело спускаясь по крутым ступеням, старик продолжал бормотать:
— Гаральд! Чего я хочу от него?.. Он занят Эдмундом и Олафом… Бог накажет его за то, что он покинул своего брата. За себя я его прощаю… мне уже недолго осталось жить.
Лестница кончилась.
— Мы пришли, — сказало привидение, и Ингольф увидел, что одна из стен раздвинулась, образуя проход.
Он вошел и остановился в изумлении.
Большая комната была убрана с восточной роскошью. Вдоль стен тянулись мягкие диваны, крытые дамасским штофом; стены и потолок были обиты тисненой кожей; паркетный пол покрывал толстый пушистый ковер; с потолка на серебряной цепи спускалась лампа из богемского хрусталя. По одной стене шли полки красного дерева, уставленные толстыми книгами одинакового формата и в одинаковых переплетах; на корешках каждой из них был обозначен год ее издания. Тут были все года от 1730 до 1776.
Оглядев комнату, Ингольф повернулся к своему проводнику. Перед ним стоял маленький старичок, на ссохшемся и тощем теле которого, как на вешалке, болтался черный кафтан с длинными рукавами, спускавшийся ниже колен. Эту одежду Ингольф принял было за саван. Кожа на лице старичка сморщилась и своим цветом напоминала слоновую кость. Потухшие глаза его сидели глубоко в орбитах, придавая ему сходство с мертвецом. И даже голос звучал глухо, как будто шел издалека.
Ингольф низко поклонился старичку.