«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы
Шрифт:
Это последнее имя хочется выделить особо. «Упоительны его работы о Пушкине», – справедливо отметил А.Вознесенский в статье «Небесный муравей», посвященной творчеству Ходасевича 299 .
Пушкин помог Ходасевичу, как и многим другим, заброшенным на чужбину, сохранить связь с родным языком и культурой. Поэт сам признавался в этом, обращаясь к далекой России:
В том честном подвиге, в том счастьи песнопений,Которому служу я в каждый миг,Учитель мой – твой чудотворный гений,И поприще – волшебный твой язык,299
Огонек. 1986, V; 48. С. 26–28. Ср. со скупой оценкой специалистов: «сохраняют значение его литературоведческие работы» (Краткая литературная энциклопедия. М., 1975. Т. VIII. С. 299). См. Владислав
В Ленинской библиотеке хранится небольшая серенькая книжка «О Пушкине» со следующим предуведомлением издательства «Петрополис»: «Настоящая книга В.Ф.Ходасевича отпечатана в ознаменование столетия кончины А.С. Пушкина в феврале 1937 года в Берлине в количестве пятисот экземпляров, из которых 50 экземпляров с подписью автора в продажу не поступают». Туда вошла и статья 1924 года «Пушкин и Ганнибал» («Правнук и прадед»).
«…Нельзя написать «голую» биографию Пушкина, не связанную с историей и смыслом его творчества, – так же, как это творчество непостижимо, нерасшифровываемо вне связи с биографией», – отмечает Ходасевич в рецензии на книгу В. Вересаева «Пушкин в жизни». В другой статье («Письма о Лермонтове») он признается: «потому-то писания Пушкина и соблазнительно сопоставлять с его личной жизнью и исследовать в свете этой жизни, что их глубоко личная, чуть ли не «дневниковая» природа лишь в этом случае довольно обнаруживается и позволяет их, наконец, прочитать в подлинном смысле». Ходасевич полагал, что тайна творчества лежит на пересечении художественного и биографического, и если исследователь находит точки пересечения этих плоскостей, он близок к разгадке авторского замысла.
К книгам и статьям В. Ходасевича, оригинального и самобытного исследователя творчества Пушкина, небесполезно время от времени обращаться. В чем мы лишний раз убедимся в этой главе, посвященной еще одному персонажу романа о царском арапе – Валериану, счастливому сопернику Ибрагима.
Валериан – сирота, стрелецкий сын, что воспитывался в доме боярина Ржевского, впервые упоминается в пятой главе романа. Мы узнаем, что отец Валериана спас Гавриле Афанасьевичу жизнь во время бунта. В знак благодарности боярин воспитывает сироту в своем доме, а два года тому назад юноша попросил, чтобы его записали в полк. Сцена прощания дочери с «проклятым волчонком» 300 показалась Ржевскому подозрительной: «Наташа, прощаясь с ним, расплакалась, а он стоял как окаменелый». Боярин, однако, успокоился: «с тех пор Наташа о нем не упоминала, а про него не было ни слуху ни духу. Я думал, она его забыла; ан, видно, нет» (VIII, 26). «Бедный Валериан!» – тихо говорит Наташа (уже в VI главе). Вот и все упоминания о стрелецком сыне в тексте романа, опубликованном после смерти Пушкина в VI книжке «Современника».
300
Определение это, вложенное в уста Ржевского, очень много говорит и о самом сироте, и об отношении к нему боярина.
Однако найденный черновик начала VII главы, хранившийся в парижской коллекции А.Ф. Отто-Онегина и впервые опубликованный в сборнике «Неизданный Пушкин», существенно расширил этот лаконичный рассказ.
Во-первых, читатель познакомился с описанием внешности Валериана: «красивый молодой человек высокого росту (черновик: «в усах») в мундире» (VIII, 33, 532).
Во-вторых, выясняются кое-какие подробности его детских лет. Валериан обращается к пленному шведу: «Ты не узнал меня, Густав Адамыч, – сказал молодой посетитель тронутым голосом, – ты не помнишь мальчика, которого учил ты шведскому артикулу, с которым ты чуть не наделал пожара в этой самой комнате, стреляя из детской пушечки» (VIII, 33).
Наконец читатель может догадаться, что Валериан появился в каморке учителя танцев тайно и, очевидно, намерен получить от старого шведа информацию о событиях в доме.
Именно из-за скудности фактов, представленных Пушкиным, образ Валериана вызвал наибольшую остроту споров у толкователей романа 301 .
Обращали внимание на «симметричность» позиции Валериана по отношению к Ибрагиму: оба – военные, и тот и другой – сироты, одного воспитывал знатный боярин, другого – сам царь. (Добавим, что оба, как «блудные сыны», возвращаются под родительскую кровлю 302 …)
301
Шкловский В.Б. Заметки о прозе Пушкина. С. 33.
302
См.: Альтшуллер М. План повести о стрелецком сыне и романы В.Скотта. В сб.: Проблемы современного пушкиноведения / Материалы Первой международной конференции пушкинистов. Пушкинские Горы, 27–30 мая 1991 г. / Псков. гос. пед. ин-т. Псков, 1994. С.107.
Особенно присматривались
Свой взгляд на «Арапа Петра Великого» и, в частности, на образ Валериана предложил Владислав Ходасевич в упомянутой статье «Прадед и правнук». Начинается она с общего утверждения: «То, что некогда переживал он сам, Пушкин нередко заставлял переживать своих героев, лишь в условиях и формах, измененных соответственно требованиям сюжета и обстановки 303 . Он любил эту связь жизни с творчеством и любил для самого себя закреплять ее в виде лукавых намеков, разбросанных по его писаниям. Искусно пряча все нити, ведущие от вымысла к биографической правде, он, однако же, иногда выставлял наружу их едва заметные кончики. Если найти такой кончик и потянуть за него – связь вымысла и действительности приоткрывается» 304 .
303
Ср. с замечанием Л.С.Пушкина, брата поэта: «Вообще он любил придавать своим героям собственные вкусы и привычки» (А.С. Пушкин в воспоминаниях… Т. I. С. 65).
304
Ходасевич В.Ф. О Пушкине. Берлин, 1937. С. 166.
Затем Ходасевич блестяще демонстрирует, как эта система действует, причем именно в связи с Валерианом. Но здесь нам потребуется еще одно небольшое отступление: речь пойдет об одном эффектном объяснении сюжетного построения романа, начало которому в литературоведении положил другой пушкинист – С.А. Ауслендер, автор комментариев и пояснительной статьи к «Арапу Петра Великого» (в роскошном брокгаузовском издании сочинений Пушкина 1910 года). «Мы знаем, что вступаем в область таких интимных и тонких переживаний, где трудно что-нибудь утверждать, а можно только угадывать, – писал Ауслендер. – Но то, что роман «Арап Петра Великого» связан самым тесным образом с личной жизнью Пушкина, что многое написанное о далеком прадеде как-то очень близко касалось правнука – в этом едва ли следует сомневаться» 305 .
305
Библиотека великих писателей под ред. С.А.Венгерова. Пушкин. Т. IV. СПб.: 1910. С. 110.
Далее Ауслендер объясняет, что на психологической характеристике героев романа отразились перипетии сватовства Пушкина к его дальней родственнице С.Ф. Пушкиной в 1826 году.
Четверть века спустя на эту же тему рассуждает Н.Л. Бродский, автор фундаментальной биографии Пушкина: «Пушкин в разные моменты своей жизни по различным мотивам обращался к своему прадеду А.П. Ганнибалу. В 1827 году существенную роль, кажется, играли чисто личные причины. Не вплеталось ли в романтическую историю Ибрагима <…> что-то от интимного волнения поэта, в эти годы задумавшегося о брачной жизни…» 306
306
Бродский Н.Л. А.С.Пушкин. Биография. М., 1937. С. 572.
Теперь вновь вернемся к аргументации В.Ходасевича, который одновременно с Н. Бродским попытался проникнуть во внутренний мир пушкинских героев и связать их с биографией автора. «Те главы, которые были написаны и сохранились до нас, – пишет Ходасевич, – содержат отражения подлинных событий пушкинской жизни, непосредственно предшествовавших писанию. Роман был задуман еще до этих событий, но не в том, как он задуман, а в том, как начал писаться, не в плане, а в разработке деталей заключены отголоски действительности. Будучи отчасти схож лицом со своим прадедом, Пушкин в романе заставил его самого сходствовать с правнуком в некоторых личных и житейских положениях» 307 .
307
Ходасевич В.Ф. Там же. С. 167.
Итак, сватовство к Софи Пушкиной («Это была хорошенькая двадцатилетняя девушка, очень кокетливая, ничем не замечательная», – рассказывает Ходасевич). О переписке Пушкина с В.П.Зубковым, женатым на ее сестре, о буквальных совпадениях в тексте писем и в тексте романа мы еще будем говорить. Сейчас уточним, что предложение Пушкина не было принято, и вскоре Софи Пушкина обвенчалась с неким Паниным («Крошка Пушкина вышла за малютку Панина», – сострил Зубков). «И так как Пушкин любил, маскируя действительность вымыслом, – продолжает дотошный Ходасевич, – оставлять маленькие приметы, по которым можно ее узнать, то молодого «стрелецкого сироту», пленившего сердце Ибрагимовой невесты, он назвал именем своего счастливого соперника: «стрелецкого сироту» зовут Валерианом, как и Панина, за которого только что вышла С. Пушкина» 308 . Вот и вытянулась ниточка, запрятанная Пушкиным.
308
Там же. С. 173.