«Берег дальный». Из зарубежной Пушкинианы

Букалов Алексей

Как можно легко догадаться, Наташа была хороша собой. На званом обеде в отцовском доме «Наталья Гавриловна поднесла каждому гостю серебряный поднос, уставленный золотыми чарочками, и каждый выпил свою, жалея, что поцелуй, получаемый в старину при таком случае, вышел уж из обыкновения» (VIII, 20). Выразителен эпизод с Петром: «Быстрые взоры царя отыскали в толпе молодую хозяйскую дочь; он подозвал ее. Наталья Гавриловна приближилась довольно смело, но покраснев не только по уши, а даже по плеча. «Ты час от часу хорошеешь», – сказал ей государь и, по своему обыкновению, поцеловал ее в голову…» (VIII, 23) 327 .

327

Эта сцена обратила на себя внимание исследователя: «Поражает своей неожиданностью точно схваченное, прелестное в своей женственности движение Наташи Ржевской… Та, которой должно было быть самой смиренной и робкой, высказывает меньше всего страха» (Абрамович

С.Л. К вопросу о становлении повествовательной прозы Пушкина. С. 66). Здесь же отметим, что вторично упоминаемое в романе петровское обыкновение «целовать в голову» (что лишний раз подчеркивает высокий рост царя) описано в историческом анекдоте А.О. Корниловича «За Богом молитва, за царем служба не пропадет» (Полярная звезда. СПб.: 1825). Между прочим, героиня этой новеллы – Наталья, «девушка лет 18», единственная дочь офицера-вдовца. Петр, появляющийся в рассказе инкогнито, устраивает ее свадьбу с женихом (См.: Степанов Л.А. Пушкин и Корнилович. В сб.: Временник Пушкинской комиссии. Вып. 21. Л., 1987. С. 149).

Ситуация обостряется: подслушав разговор о сватовстве арапа, «бедная девушка лишилась чувств и, падая, расшибла голову о кованый сундук, где (по иронии судьбы, вернее автора. – А.Б.) хранилось ее приданое» (VIII, 26). Обморок – одно из обязательных состояний натур романтических и сентиментальных!

В черновике IV главы был еще один штрих к образу Наташи, возможно, важный для будущего хода событий: «Парижская ловкость молодого щеголя понравилась гораздо более дочери, чем отцу…» (VIII, 512).

Наташа «в беспамятстве бредит Валерианом», стрелецким сыном. И нам приоткрывается история ее детской любви. От Гаврилы Афанасьевича узнаем, что отец Валериана когда-то («во время бунта») спас ему жизнь: «…черт меня догадал (любимый пушкинский оборот! – А.Б.) принять в свой дом проклятого волчонка. Когда, тому два году, по его просьбе, записали его в полк, Наташа, прощаясь с ним, расплакалась, а он стоял как окаменелый». «Я думал, она его забыла, – продолжает боярин, – ан, видно, нет. Решено: она выйдет за арапа» (VIII, 26).

Тем временем царю становится известным мнение самого Ибрагима: «Она, государь, очень мила и, кажется, девушка скромная и добрая» (VIII, 27). В дальнейшем у автора для Наташи остаются только два определения: «бедная девушка» и «несчастная красавица».

Светелка Наташи хранит черты патриархальности, допетровского быта: «Тихо теплилась лампада перед стеклянным кивотом, – в коем блистали золотые и серебряные оклады наследственных икон. Дрожащий свет ее слабо озарял занавешенную кровать и столик, уставленный склянками с ярлыками. У печки сидела служанка за самопрялкою, и легкий шум ее веретена прерывал один тишину светлицы» (VIII, 29) 328 .

328

«Это парное сочетание «барышня-крестьянка» становится обозначением незыблемой патриархальности русской жизни», – отмечает Н.И.Попова в статье «Предметный мир интерьера в восприятии Пушкина» (Болдинские чтения. Горький, 1984. С. 171). Там же вспоминается пушкинское обращение к няне в почти сходной ситуации: «Или дремлешь под жужжаньем // Своего веретена…» (II, 439).

И последняя встреча с Натальей Гавриловной: она видит царского арапа у изголовья своей постели… «Бедный Валериан! – сказала Наташа». Отчаяние героини. «Одна надежда ей оставалась: умереть прежде совершения ненавистного брака. Эта мысль ее утешила. Слабой и печальной душой покорилась она своему жребию» (VIII, 32). Впрочем, в черновике сохранился более оптимистический вариант: «Но молодость восторжествовала над телесной и душевной болезнию Наталья Гавриловна не умерла и совершенно выздоровела» (VIII, 531).

Образ Наташи Ржевской стоит в ряду любимых персонажей Пушкина – вереницы милых русских барышень, дворянских невест. Ее сиротство – важное обстоятельство, отмеченное литературоведами: «Мотив вдовства отца, дочери, растущей без материнского глаза, впервые появился у Пушкина в «Арапе Петра Великого» для оправдания сердечного своеволия боярышни Ржевской, без него трудно совместимого с нравами русской старины, – пишет Н.Н. Петрунина. – Затем этот мотив был усвоен незавершенной повестью «Гости съезжались на дачу»… Упорное возвращение Пушкина-прозаика к образу девушки, возросшей без заботливо-требовательной и нежной материнской опеки, вряд ли случаен и в «Арапе Петра Великого», где мотив этот привнесен в семейные воспоминания извне, и в истории Зинаиды Вольской, и в болдинских повестях, и позднее – в «Русалке», в «Дубровском» и, наконец, в «Пиковой даме» 329 .

329

Петрунина Н.Н. О повести «Станционный смотритель». В сб.: Пушкин. Исследования и материалы. Т. XII. Л., 1986. С. 84.

Е.С.Хаев включил «Арапа Петра Великого» в особую группу пушкинских произведений рубежа 1820–1830 годов – так называемую группу «уездной барышни». Сюда относятся также «Евгений Онегин», «Метель». «Барышня-крестьянка», «Роман в письмах», «Дубровский», отрывки «В начале 1812

года» и «В 179^* году возвращался я». К ним примыкает «Полтава»… В группе «барышня» совершенно отсутствует мотив окраинности и ветхости, но метель, бушующая за пределами усадьбы, так же постоянна, как и в «сироте», будь то буквальная метель, бунт или, так сказать, историческая буря – в «Арапе…» и «Полтаве» 330 . Дополним этот ряд и образом Марьи Ивановны из «Капитанской дочки», осиротевшей, правда, уже на глазах читателей.

330

Хаев Е.С. Идиллические мотивы в произведениях Пушкина рубежа 1820–1830-х годов. В сб.: Болдинские чтения. Вып. XIII. Горький, 1984. С. 106–107.

В главе XIV «Дубровского» Маша Троекурова первоначально названа Наталией Гавриловной. «Связь с «Дубровским» брошенного романа, – отметил Д.П.Якубович, – естественно была поддержана аналогичной ситуацией – героиню выдают насильно за немилого. Она мечтает о свидании с любимым человеком. Последний из оппозиционного стрельца превратился в новом замысле в атамана «разбойников» 331 .

«В самом имени, которое истинный поэт дает своему герою, есть разумная необходимость, может быть и невидимая самим поэтом», – заметил В.Г. Белинский 332 .

331

Якубович Д.П. Арап Петра Великого. В сб.: Пушкин. Исследования и материалы. Т. IX. Л., 1979. С. 280.

332

Белинский В.Г. Избранные сочинения. М.: ОГИЗ, 1948. С. 122.

Имя Наташа – не случайное, Пушкину близкое. Поэт хорошо знал родословную своих предков. Среди них были и Натальи Ржевские, например дочь капитана Матвея Ржевского (1703–1766) и дочь камергера Александра Ржевского (1726–1809), участника переворота 1762 года. Звали Натальей и знакомую Пушкина кн. Голицыну, урожденную Ржевскую-Чернышеву (1741–1837), прозванную при дворе «усатая княгиня» 333 .

В творчестве Пушкина имя Наташа встречается, как известно, еще в лицейских вещах. Одно из самых первых дошедших до нас лирических стихотворений «К Наталье» (1813 год, I, 5) посвящено крепостной актрисе Царскосельского театра графа В.В.Толстого. Ей же адресованы стихи в 1-й и 3-й песнях поэмы «Монах» (1813) и послание «К молодой актрисе» (1815). К лицейскому циклу относится объяснение в любви «К Наташе» – камеристке княжны В.М. Волконской, фрейлины императрицы (I, 58) – «Вянет, вянет лето красном (1814) 334 .

333

Телетова Н.К. Указ. соч. С. 162–166.

334

И.Бражнин усматривает в этом стихотворении перекличку с балладой Павла Катенина «Наташа» (Сын Отечества. 1815). См.: Бражнин И.Я. Ликующая муза. Новеллы, этюды, размышления. Новосибирск: Зап. Сиб. кн. Изд-во, 1974. С. 221. В этой книге есть глава «Итак, она звалась Наташа». В ней прослеживается литературная судьба имени Наташа (14 «Наташ» – от крепостной актрисы Царскосельского театра до Наташи Ростовой), но, увы, не названа героиня романа о царском арапе.

Лицеист М.А.Корф вспоминал, что «первым предметом любви Пушкина» была Наталья Кочубей (1800–1854), будущая графиня Строганова 335 (что косвенно подтверждается пушкинской «Программой автобиографии» XII, 308). Среди светских приятельниц поэта отметим также княжну Наталью Оболенскую (1812–1901), графиню Наталью Тизенгаузен (1810–1899), княжну Наталью Урусову (1812– 1882), фрейлину, будущую графиню Кутайсову 336 .

Вспомним также, что одним из главных «информаторов» Пушкина по XVIII веку была его родственница – старая фрейлина графиня Наталья Кирилловна Загряжская (см. XII, 316–318).

335

Пушкин в воспоминаниях и рассказах современников, под ред. С.Я. Гессена. Л., 1936. С. 88–89. Р.Куйковой удалось найти еще одно пушкинское «упоминание» о гр. Н.В.Кочубей-Строгановой: ее портрет в рабочей тетради поэта 1829–1833 годов (Советская Россия, 22 октября 1986 г.).

336

См.: Черейский Л.А. Пушкин и его окружение. Л., 1976. С. 281, 410, 432. Например, дом Урусовых в Москве, по утверждению М. И. Семевского, «славился радушием и гостеприимством. Прекрасная среда, его окружавшая, красота и любезность молодых хозяек действовали на нашего поэта возбудительно; и он, проводя почти каждый вечер у князя Урусова, был весьма весел, остер и словоохотлив» (Русский вестник. № 11. С. 81–85).