Берег Хаоса
Шрифт:
– Вместо того чтобы проследовать в мой кабинет сразу по приезде, Вы снова посещали ЕГО. Вы поступаете так, чтобы причинять мне боль?
– Я не могу допустить и подобной мысли, не то, что воплотить её в действия, повелительница. Если Вы считаете иначе, я приму любое наказание, которое Вы сочтёте необходимым назначить.
– Наказание? – Она поднимает взгляд к потолку. Красивый, кстати, потолок: выложенный резными плитами из янтарного дуба, чья древесина при малейшем попадании на неё света начинает сиять, словно освещаемая изнутри. – Вы сказали так много, но не произнесли главного слова.
– Какого же?
– Что заслуживаете быть наказанным.
Это её любимая игра – выводить людей
Вообще, Заклинатели славятся искусством разговорить собеседника на нужную тему, и для этого им вовсе не обязательно вмешиваться в тонкие связи между душой и телом. Что может заставить откровенничать успешнее, чем боль и страх? Разумеется, восторженное внимание, либо откровенное подкалывание, и не нужно быть магом, чтобы творить означенные чудеса. Будьте слушателем – терпеливым, искренне заинтересованным, в меру участливым, в меру поддакивающим, изливайте на собеседника свой восторг, и он, зачарованный вашим поведением, изложит целую кучу сведений, в которой вам ещё придётся долго и нудно копаться, дабы извлечь действительно необходимые. Не слишком привлекательный вариант? Тогда воспользуйтесь другим: отпускайте остроты, находите в каждой фразе собеседника повод для сомнения или язвительной шутки, только не перегибайте с насмешками. Вызывайте на спор, начиная с сущего пустяка, и наносите последний удар именно в тот момент, когда оппонент считает себя победившим: в эти минуты он беззащитен и открыт, как никогда. Просто? Конечно. Но если обычному человеку требуются годы напряжённых тренировок, чтобы научиться вести беседу, то Заклинателям проще: они чувствуют дыхание Хаоса, то есть не что иное, как лазейку для проникновения в помыслы и стремления. Поэтому самым верным способом защиты от описанного нападения будет... самый очевидный.
– Я принял своё главное наказание, повелительница. Независимо от того, заслуживал его или нет. Вы хотите подписать для меня ещё один приговор? Не многовато ли?
– Намекаете, что не мне являться судьёй?
– А Вы хотите занимать именно это место?
– Вы предназначаете для меня другое? Какое же именно? Палача?
Вот-вот, что я говорил о последнем ударе? На такой вопрос нечем ответить. Сказать «палач», значит расписаться в собственной злобности и мстительности, до сих пор не потухшей. Конечно, я не забыл. И не забуду. Но вместо того, чтобы строить в мыслях планы жесточайшего отмщения, лучше употребить эту искру для иных целей: попросту разжечь огонь в камине, спасаясь от зимней стужи.
– Вы давно уже оказались на месте жертвы, повелительница. Будете отрицать?
Она замечательно владеет своим телом: ни малейшего движения, ни изменения глубины вдохов и выдохов. Длительная практика. А может, природная стервозность и нежелание показаться слабой. Какая разница? Возведение неприступных бастионов говорит в первую очередь о страхе выйти во внешний мир из своего крохотного уголка. Я всё это уже пережил и понял: рано иди поздно придётся открыть калитку и сделать шаг на шумную и залитую светом улицу. Не обязательно сливаться с людским потоком и плыть по его течению, точно так же не обязательно прокладывать себе путь против. Достаточно просто попробовать перейти. На другую сторону. Там, в глухой стене тоже будет ждать калитка, за которой... Каждый получает по заслугам. Я – получил. Наверное. Может быть.
– Не имею привычки тратить силы впустую... Признаться, Вы меня удивили.
– Чем, повелительница? Я всё тот
– Тот же? – Лёгкая тень раздумья в глазах. – Пожалуй. И это поистине удивительно.
Впору стукнуть себя самого по лбу. Да побольнее! Так глупо попасться... Неважный из меня фехтовальщик, если вдуматься: смертельный удар отбил, а серию уколов, предназначенных для проверки моих оборонительных порядков, парировал, не задумываясь об их действительном назначении, и в результате... Нарвался на новую атаку, но поскольку она была уже на отходе, невесомая и, казалось бы, случайная, именно она и достигла успеха.
– Молчите? Вам нечего сказать?
Я бы сказал, ох я бы и сказал...
– Или все слова, что приходят Вам в голову в эти минуты, не должны долетать до женских ушей?
Как после всего этого Сэйдисс можно не любить? Очаровательна и убийственна. Но кажется, она начинает скучать:
– Вы не желаете сменить позу? Ваши члены ещё не затекли?
– Какие именно части тела Вы имеете в виду?
Пауза. Нет, это не атака с моей стороны, так, крохотный щелчок по шпаге противника, не более.
– Вы пришли говорить пошлости?
– Конечно, нет, повелительница.
– Так извольте вести себя достойно цели Вашего визита!
Встаю, потирая и вправду затёкшие коленки. Сэйдисс сдвигает увеличительные стёкла на кончик носа: так ей удобнее смотреть на строчки мелких букв в книге.
– Я просмотрела Ваши траты за истёкшее полугодие.
– Смею напомнить: оно ещё не закончилось.
– То есть, Вы хотите сказать, что намерены совершить ещё несколько безрассудств?
Придвигаю к столу стул и усаживаюсь напротив Заклинательницы.
– Что Вы называете безрассудствами?
– К примеру, вот это, – она находит нужную строчку и зачитывает: – Проиграно в кости пять лоев двадцать четыре сима.
– За шесть месяцев? Разве это много? Могу себе позволить.
– Меня удивляет другое: зачем Вы садитесь играть, если заранее можете предсказать, на какой бок упадёт каждая костяшка?
Вздыхаю. А действительно, зачем? Тем более, что повлиять на исход броска не могу, а изъяны предметов, покрутив в пальцах, определяю временами на удивление точно. Если не пьян, разумеется. Может быть, я играл в подпитии? Да, скорее всего так и было. Поглядываю искоса на Сэйдисс: попробовать оправдаться распитием горячительного? Нет уж, тогда меня ждёт форменная тирания в отношении увеселений души и тела!
– Хочется почувствовать себя таким же, как все.
Тихий смешок заставляет добавить более вескую причину:
– К тому же, так принято. Играть. Все играют: кто в кости, кто в карты, кто делает ставки на собачьих боях. Для молодого человека, живущего в столичном городе, было бы, по меньшей мере, странно не участвовать в светской жизни.
– Хорошо, допускаю. Посмотрим другую статью расходов. Напитки. Вам не кажется, что Вы слишком много тратите на них?
Чувствуете разницу? Не «пьёте много», а «тратите много». То есть, если бы мне удавалось посещать питейные заведения за чужой счёт, на здоровье! Интересно, все женщины настолько бережливы в отношении чужих денег или только некоторые? Впрочем, мне, похоже, выпадает шанс проверить. Когда женюсь. Если женюсь.
А Сэйдисс продолжает свою мысль:
– Если желаете упиваться... Как это называется? До поросячьего визга? Так вот, если Вы чувствуете в этом потребность, я велю поставлять Вам каждый месяц бочку самого отборного мёда, собранного на горных лугах. Или Вам по вкусу что-то другое? Кроме того, самым практичным было бы приготовление пития в доме, а не шатание за ним по тёмным улицам и подозрительным лавкам.
Это на что же она намекает?
– У меня не так уж много свободного времени, повелительница, чтобы тратить его ещё и на возню с брагой.