Берег и море
Шрифт:
Тот закатывает глаза, но всё-таки слушается. Он подходит ещё ближе, и его тяжёлая ладонь ложится мне на плечо, крепко сжимая. На его пальцах поблёскивают позолоченные кольца с красными камнями.
От его хватки мне точно не убежать.
— Руки убери, — сквозь зубы цежу я.
— К счастью, не могу, — ухмыляется Крюк.
Я умоляюще смотрю на Мэри Маргарет. Дэвид выходит вперёд, но Реджина вдруг вскидывает руку, призывая его остановиться.
— Стойте, — говорит она. Обращает взгляд на Кору и просит: — Продолжай.
— Луиза, или та, которую вы привыкли называть Лу, твоя
— О чём ты говоришь? — протестует Реджина. — Она не может быть моей дочерью, уж это бы я запомнила!
Я тоже хочу протестовать и возмущаться, но меня словно оглушили. Кружится голова, и если бы Крюк не продолжал сжимать моё плечо, я бы упала в обморок.
— Ты права, дорогая, только есть одно, но — я стёрла твою память в то самое мгновение, как малышка появилась на свет. И её память о своём первом дне, о лице родной матери, на которое она украдкой успела взглянуть — тоже. Вы, благодаря мне, о существовании друг друга никогда не знали. На моё счастье, Дэниел умер раньше, чем ты родила, так что с ним возиться не пришлось.
Я с трудом сглатываю. Лицо Реджины белеет, словно ей резко поплохело.
— Вы больна, — произношу грубо. — Стёрли память? Волшебство?
Хватка Крюка почему-то ослабевает. Это играет мне на руку: я ловко уворачиваюсь и оказываюсь позади него вместе с остальными жителями города. Реджина выходит вперёд. Она бросает на меня косой взгляд и подходит ближе к матери.
— Ты врёшь, — я больше не вижу лица мисс Миллс, но по голосу понимаю — ей не до шуток. — Что тебе нужно?
— Быть может, я просто хотела увидеть тебя, дорогая, — Кора внезапно смягчается в лице и голосе. — И начать всё сначала … С тобой и нашей милой Луизой.
— Хватит меня так называть! — я повышаю голос. — Хватит называть меня чужим именем! Говорите правду!
Кора останавливает взгляд на мне, вытягивает руку, и вдруг весь воздух в моих лёгких превращается в жидкий свинец. Я падаю на колени, хватаюсь за горло и открываю рот, чтобы сделать вдох, но у меня не выходит.
В глазах появляются пятна, их никак не сморгнуть. Лёгкие горят огнём.
— Прекрати! — требует Реджина.
— Пожалуйста, Кора, хватит! — вступает Мэри Маргарет.
Кора опускает руку. Я снова могу дышать.
— Вот тебе и воссоединение семейства, — хмыкает Крюк.
Я откашливаюсь. Свинец в лёгких пропал, но тяжесть никуда не делась. Дэвид подхватывает меня с одной стороны, Эмма — с другой. Они помогают мне встать, но как только я оказываюсь на ногах, тут же отталкиваю их от себя.
— Я в порядке, — бурчу я. — Что это было? Вы меня отравили?
— Только посмотри на себя: сколько скрытой ненависти, сколько боли. Яблочко от яблоньки, — произносит Кора. — Только не в тебя, Реджина, а в меня. Ты в её возрасте была слабее …
— Мисс Миллс не моя мать, — я отряхиваю коленки. — А вас я и подавно знать не знаю.
— Ты права, Луиза. Но это легко исправить.
Кора снова вскидывает руку, и я рефлекторно поднимаю свои, прикрывая лицо, словно это спасёт меня от любой угрозы.
Но в этот раз я не задыхаюсь. Вместо
Голова внезапно такая кристально чистая, я будто заново смотрю на мир: теми же глазами, но под совершенно другим углом.
Уменьшаюсь до размеров кошки; и я в руках у первого и последнего человека, который смотрит на меня с любовью: в руках моей матери. У неё иссиня чёрные волосы и красивого оттенка корицы карие глаза. Это Реджина. Уставшая и обессиленная, она плачет, но выглядит невероятно счастливой. Она открывает рот, чтобы назвать меня по имени, но вдруг нас обеих накрывает темнота. Я громко и истошно кричу — и это последнее, что случается перед тем, как я просыпаюсь в доме у совершенно других людей. Они ненавидят меня. Мужчина и женщина, пастухи, бьют меня той же палкой, которой загоняют скот, когда видят, как я небрежным взмахом руки создаю из пустоты сладкое красное яблоко и угощаю им маленького мальчика, их сына — единственного, кто беспокоится обо мне. Они думают, что я дочь Рогатого Короля — тёмного мага, держащего в страхе всю округу, и старательно пытаются выбить из меня всё волшебство, чтобы «наставить на путь истинный».
Эта пытка длится до тех пор, пока я не решаюсь убежать в лес. Там нахожу и новый дом, и новую семью. Таран — парень-свинопас, живущий особняком и обеспечивающий нашу королеву самой лучшей свининой, разрешает мне остаться при условии, что я буду приносить хоть какую-то пользу. Я нахожу старый лук и стрелы в его сарае и с помощью магии превращаю их в самое опасное оружие в мире: каждая выпущенная стрела не просто попадает в цель, она приносит моментальную смерть его жертве. Я влюбляюсь в Тарана — безумно и безответно, ведь он влюблён в принцессу Айлонви. То, как они смотрят друг на друга — сомнений нет, любовь настоящая и истинная — и потому я покидаю дом Тарана и возвращаюсь туда, откуда так торопилась сбежать.
Лук и стрелы придают уверенности, а она усиливает гнев, разочарование и ненависть, таящиеся в душе. В голове созревает план мести.
Я убиваю тех, кого считала матерью и отцом, прямо на глазах у их родного сына. Последнее, что слышу, прежде чем выпускаю третью стрелу — плач мальчика.
Опустошённая, но до ужаса спокойная, выхожу из маленькой хижины, где меня со всех сторон окутывает фиолетово-зелёный дым.
Дальше — бесконечный Сторибрук.
Слёзы обжигают глаза. Устремляю взгляд под ноги, концентрируя его на своих синих кедах, и пытаюсь подавить образовавшийся в груди моток колючей проволоки.
Я монстр. Я убийца. И всему виной женщина, отказавшаяся от своей маленькой новорождённой дочери.
— Не я дала тебе это имя, — шепчет Реджина. У меня нет сил поднять глаза, я просто слушаю. — Луиза … Это в твоём стиле, мама. А я хотела назвать дочку Ханной. Точнее, мы хотели: я и Дэниел. Моя маленькая девочка должна была быть доброй и милосердной, как и её отец …
Я качаю головой. После того, как супруги, вырастившие меня, сообщили, что я не их дочь, не проходило и дня, чтобы я не думала о том, что скажу матери, если найду её.