Берег. Свернуть горы

Крынская Юлия

– Я так благодарен тебе за нашу первую ночь в «Англетере». Моя сладкая, терпкая как вересковый мёд, девочка. – Роберт касается губами ямочки в моей ключице и больно сжимает грудь.

– Аккуратнее, львенок, – вскрикиваю я.

– Прости! – Роберт усаживает меня к себе на бёдра. – Ты не представляешь, как мне сложно сдерживаться рядом с тобой. Но тебе ведь уже не больно?

Сердце от его слов трепещет, а внизу живота разгорается пожар.

– Чуть-чуть. Но я все равно каждый наш раз жду с нетерпением, – наклоняюсь к Роберту, и он атакует мой рот жарким поцелуем. Роберт соединяет наши тела и даёт волю моим движениям. Когда сдерживаться не остаётся сил, Роберт касается самой чувствительной точки между моих бёдер. Я кричу,

и его семя ударяет мощной струей в мою плоть.

Мы тяжело дышим, будто только что пробежали наперегонки стометровку.

– Мне кажется или я умерла, – шепчу, утопая в его объятьях.

– Рановато, счастье мое. Ты еще не видела спальни.

***

Я заворачиваюсь в пушистое полотенце и вхожу следом за Робертом в спальню. Снова в голове вопросы. В такой комнате могла бы почивать принцесса или фея, но не молодой повеса-холостяк. Овальная спинка двуспальной кровати из светлого дуба с мягкой обивкой винного цвета и такие же яркие шторы на двух окнах выделяются на фоне пастельно-розовых обоев и светлого с цветочным орнаментом ковра. Симпатичная козетка с крупными пионами на обивке так и манит прилечь на ней с книжкой. Напротив кровати высится встроенный белый, застекленный гардероб с золочеными ручками. С потолка свисает люстра, похожая на канделябры из гостиной. Небольшой столик и трюмо, пара стульев завершают интерьер. Неожиданно меня осеняет догадка. Я поворачиваюсь к Роберту и вижу неподдельную боль в его взгляде. Касаюсь его плеча, выводя из задумчивости:

– Это квартира принадлежала Элизабет Фаррелл?

– Мама предпочитала жить подальше от сестёр отца и не любила Фаррелл-Холл. – Роберт подходит к кровати и стягивает с неё покрывало. Небрежно скручивает и кидает его на нижнюю полку встроенного стеллажа, уставленного статуэтками и фотографиями. – Поэтому родители чаще жили на Итон-Сквер, и мать здесь всё сделала по своему вкусу. После ее смерти отец думал продать квартиру. Слишком много воспоминаний. Но потом вручил ключи мне.

Я беру в руки золоченую рамку с фотографией женщины с зелеными смеющимися глазами и каштановыми волосами. На другом фото, точеная, как статуэтка, она тонет в объятьях Эдварда, взгляд которого лучится от счастья. На семейном портрете Роберт, смешно сложив губы «уточкой», стоит между родителями в шапке и мантии выпускника университета:

– Идеальная семья из идеального мира. – Я возвращаю фото на место и подхожу к Роберту. Он сидит на подоконнике и открывает бутылку вина.

– Ну, с идеальным миром ты загнула, дорогая. – наполняет бокалы и протягивает один мне. Я забираюсь с ногами напротив Роберта и отпиваю пару глотков.

– А с семьей? Смогу ли я стать для вас с Эдвардом той иконой, что была Элизабет?

Роберт хитро смотрит на меня:

– Напрашиваешься на комплимент?

– Нет, я вполне серьезно. Обычно, от меня одни проблемы.

– Как мы тебя вызволяли из рук твоего чокнутого жениха – отдельная песня.

– Элизабет – потомственная аристократка, внучка русских эмигрантов, а я…

– А ты та, за кого я загрызу любого. А мой отец…

– А твой отец выложил за мою свободу целое состояние…

Мы перебиваем друг друга. Слезы наворачиваются на мои глаза, и я держусь из последних сил. Не знаю, что со мной.

– Джу, – обрывает спор Роберт. – Эдвард никогда просто так ничего не делает. Не будем лукавить, он влюблен в тебя. В этом его счастье и боль. Ни он, так я выдернул бы тебя из того дерьма, в которое тебя столь активно макали все кому не лень. Нечего сказать. От души посмаковали твое, скажем так, не лишенное криминального душка прошлое. Но теперь всё позади. Ты в нашем с отцом круге, и ты уже делаешь нас счастливыми. Со временем все встанет на свои места. Мы поженимся, ты подаришь мне детей, а Эдварду внуков. Я закрою глаза на те вечера, когда отец захочет почитать тебе Диккенса или погулять с тобой вдвоем по дорожкам поместья.

– Почитать

Диккенса? Что ты имеешь в виду?

Роберт хохочет:

– Ты бы видела свое лицо? Не понимаю откуда у девственницы такая извращенная фантазия. Под чтением Диккенса я имею в виду чтение Диккенса.

– Я люблю тебя! – Встаю с подоконника, и полотенце слетает с моего тела.

Роберт ставит бокал и, облизнув губы, окидывает меня голодным взглядом:

– Кажется, мы заболтались, детка.

Глава 3

Роберт.

Когда Джу засыпает, я иду в кабинет и включаю компьютер. Любимое кожаное кресло привычно скрипит под моим задом. Напевая под нос, я, не торопясь, просматриваю почту. Писем за неделю накопилось много, и я терпеливо отделяю зёрна от плевел. В одном из сообщений неизвестный адресант пишет, что я позволил себе перейти границы дозволенного на чужой земле, и за это меня и известных мне людей ожидает расплата. Перечитываю высокопарное послание несколько раз и задумываюсь, откуда прилетела угроза. В груди моей всё клокочет от негодования. Часы показывают полночь, но я всё-таки набираю номер Самурая. Отвечает он сразу. По звукам разгульной музыки понимаю, что не разбудил друга.

– Британец, здорово! – радостно басит Самурай в трубку. – Как долетели?

– Нужно поговорить.

– Тогда погоди… – Музыка стихает, и Дмитрий возвращается к телефону. – Что случилось?

– Мне пришло идиотское послание от неизвестного рептилоида, – рву с места в карьер. – Думаю, оно касается и вас. Только не пойму, откуда ноги растут. У вас все в порядке?

– Да, мы с Саней только недавно в Москву из Питера приехали. Что за письмо?

Пересказываю близко к тексту.

– Судя по слогу, восточные братья и Рябой мобилизовались, – растягивает слова Дмитрий. – Вот ведь… – тут он смачно выражается и добавляет: – Созвонимся, брат! Будь настороже.

– На связи.

Я отправляю письмо адвокату в Петербург, с просьбой доложить, как идут дела. Затем рассылаю несколько сообщений по работе и выключаю компьютер. «Что же это? – шлёпаю босыми пятками на кухню. – Рябой вышел на тропу войны или снова прошлое Джу? Бедная девочка, она столько пережила за последнее время. Только бы удар не пришёлся по ней!

Достаю из холодильника минералку и пью прямо из бутылки. Ледяная влага остужает горло и бодрит разум. Вдыхаю ночной воздух родного города, распахнув окно. Внизу темнеет парк, где я так люблю бегать по утрам.

– Как меня достали разборки! – Сжимаю кулаки. – А не вызвать ли правда Саню телохранителем для Джу. Я не смогу всё время быть рядом. Не тащить же жену по горячим точкам.

Возвращаюсь в комнату и ныряю под одеяло. Джу улыбается во сне.

– Я люблю тебя, – шепчу сонно, и крепко обняв ее, засыпаю.

***

Роберт

Будильник звонит вялой, дремотной трелью. Нащупываю его и прихлопываю ладонью крышку часов. Смотрю в окно. Тучи затянули небо и заливают стекла дождём. "Как же хорошо может быть дома!" – провожу ладонью по атласной коже Джу. Следов, оставленных плёткой ее бывшего жениха, уже почти не видно на спине.

– Любимая, я соскучился.

Джу, не открывая глаз, перебирается ко мне на плечо.

– С первым лондонским дождем, Джу!

Она сползает вниз и проводит языком по моей груди.

– Вот это заявление с утра, – восторженно рычу.

Джу покрывает жаркими поцелуями мой живот и спускается ещё ниже. Мужская плоть бурно восстаёт навстречу её губам, приветствуя такое начало дня. Я не решался просить Джу о такой ласке, ведь с нашей первой близости прошло всего пять дней. Если бы она не устроила побег из больницы, я бы и девственности лишил ее только сегодня. Какая же она умница. Подвываю от удовольствия и, запустив руки в мягкие золотистые волосы, прижимаю её лицом к своему животу, чтобы еще немного продлить блаженство.