Берега Ахерона

Усенский Борис

— Покойник пригласил? — съязвил Александр Михайлович, — С тобой все ясно! Выстрела никто не слышал и, надеюсь, вопросы чести решены согласно уложению?

— Спятил? — возмутился Морозов, — А еще друг! Не убивал я, слово офицера!

— Они идут за нами и сражаются между собой! — вставил Арвидас, — И мы опять среди проигравших!

— Заткнись, исусик! — огрызнулся Дроздов, — Кто с кем дерется?

Арвидас обиженно умолк и принялся рассматривать приближавшуюся пристань.

— Пророки! Чревовещатели! Болваны тьмутараканские! — прорвало подполковника, — У одного трупы разговаривают, у другого

Армагеддон на уме! Колдуны хреновы!

На английском корабле послышались крики, и раздалось несколько выстрелов в воздух. Рыбак резво заработал веслами, шепча проклятия в адрес «рус шайтанов», призывал на головы гяуров гнев если не Аллаха, то Мухаммеда и со страхом смотрел на спущенный с корабля вельбот.

— Влипли! — вздохнул Александр Михайлович, — Теперь только на везение и надейся!

Услышали боги слова Дроздова или нет, сие дело темное, но двигатель вельбота заглох, на расстоянии кабельтова от берега и не заводился, хоть тресни.

— Слава Богу! — вздохнул Морозов, когда лодка причалила, и в этот момент двигатель катера заработал.

Арвидас рассмеялся и посмотрел в небо, словно обращаясь к невидимым собеседникам.

— «Странно, как смертные люди за все нас, богов, обвиняют! Зло от нас, утверждают они, но не сами ли часто гибель, Судьбе вопреки, на себя навлекают безумством», 

— процитировал Арвидас «Одиссею» и выпрыгнул из лодки.

— Боги! Колдуны Вашу…! — рявкнул Дроздов, — Забираем вещи и бегом марш!

Дроздовцы поспешили в сторону серых строений, надеясь найти там временное убежище, хотя поручик, отягченный «божественной харизмой», плелся позади. Миновали портовые склады и оказались на небольшой улочке, где притаилось несколько портовых духанов и совершенно непрезентабельных лавчонок.

— А не перекусить ли нам? — неожиданно предложил Дроздов, — В турецком кабаке нас искать не будут! Быстро!

Арвидас недоуменно пожал плечами и вошел в духан, пропахший жареным мясом, лепешками и винным духом. Дроздовцы заняли столик, испросив на языке жестов разрешения у седовласого аксакала, наслаждавшегося чаем. Турок кивнул и криво усмехнулся, услышав русскую речь, видно не мог забыть Шипку или Плевну, где заработал отметину на всю жизнь. За дверью послышались крики, топот множества ног, щелканье ружейных затворов. В духан заглянул полицейский в феске, усмехнулся русским и неспешно вышел. Голоса затихли вдали. Дроздов облегченно вздохнул, вытер со лба пот и поманил пальцем духанщика. Хозяин не особенно торопился, демонстративно протирал посуду и торговался с каким-то человеком, одетым элегантно и со вкусом.

— Мурло костлявое, — процедил Дроздов.

— Перестань, Саша! — прервал друга Морозов, — Скажи спасибо, что не сдали англичанам! На востоке не любят спешить!

— Ну и хрен с ними! — согласился Александр Михайлович, доставая виски, — Выпьем, господа!

Арвидас демонстративно поморщился от одного только запаха и передал флягу Морозову. Андрей предложил аксакалу сделать пару глотков, но тот вежливо отказался.

— О катере можем забыть, — вздохнул Дроздов, — Что будем делать, господа? Молчите, дрозды ощипанные?

Духанщик,

семеня, подошел к столику, угодливо поклонился, и дежурная улыбка на лице стала почти лучезарной от одного только шелеста заветных купюр. Именно это простое житейское волшебство добавило содержателю харчевни понятливости и заставило сервировать стол блюдами, хитроумно сдобренными различными специями.

— Я жду ответа, господа! — настаивал Дроздов, — Взгляните на карту, поразмышляйте без лишнего словоблудия.

Подполковник отставил миску, вытер руки и достал из вещмешка футляр с английской картой.

— Бедняга штурман! — вздохнул Морозов, разворачивая рулон, — На побережье опасно, а вот по горам… Что это за точки под Зонгулдаком?

— Топографический идиот! Смотри условные обозначения, — посоветовал Дроздов, прожевывая мясо, — И что там?

— Развалины, — прочел Андрей Васильевич, — Рядом с базой турецкого флота! Любят ли друг друга англичане и французы?

— А при чем здесь турки? — хихикнул подполковник, — На Плас Пигаль всякое бывало!

— Саша, перестань! — оборвал Морозов, — Помнишь духан Анастаса, в котором проснулась божественность Арвидаса? Спор с двумя французами и всякое другое.

— Помню! — буркнул Дроздов, — Хочешь, чтобы за нами еще и лягушатники гонялись? Хватит с нас милого общения с лордом Холландом! Этот Шарль часом не масон?

— По-моему нет, — ответил Андрей, водя пальцем по очертаниям Западно-Понтийских гор, — А что?

— Значит, есть шанс, что французик выживет после общения с тобой, — съязвил Александр и закурил крепкую испанскую папироску.

— Издеваешься? Не отравись собственным ядом! — ответил Морозов, — От Стамбула до развалин в устье реки двести восемьдесят верст. Вдоль побережья это будет триста с лишним! Посмотрим обходной путь: четыреста по территории кемалистов, а шхуна на Балаклаву ждать не будет! Военным до сыщиков Скотленд-Ярда далеко, как и до охранки государя-императора! В Зонгулдаке найдем Шарля, заручимся его поддержкой и достанем документы.

— Каково мнение богов? — хлебнув виски, поинтересовался Дроздов, — Арвидас, очнитесь!

Поручик неторопливо насыщался пловом, не обращая внимания на географические изыски Морозова и комментарии к ним Дроздова.

— Всякий герой, если лунной богинею избран, К цели стремясь, обретает бессмертную славу. Другие Мучаться будут наградами царства Аида! 

— разоткровенничался Арвидас.

— И как это понимать? — пожал плечами Дроздов, — Оракул дельфийский! Кто кем избран, святоша?

Арвидас никак не отреагировал на слова подполковника и погрузился в философское созерцание пиалы с чаем.

— Наш литовский друг хочет сказать, что мы избраны лунной богиней! Все кто не с нами — умрут! — прокомментировал Морозов и, в свою очередь, хлебнул из фляги, — Между прочим, похоже на правду!

— Короче! Слушайте приказ! — резюмировал старший группы, — По морю пытаемся попасть в Зонгулдак и никаких контактов с союзниками! Вам ясно, господин капитан?

— Так точно! — отрапортовал Морозови, провожая взглядом ушедшего старика.