Берегини
Шрифт:
– В этот раз я решил взять с собой старшего сына, Инрика, – сказал Вилфред. – Помнишь его, Эйвинд? Он привел для тебя кнарр, как и было условлено.
Высокий русоволосый воин в богатом плаще сбежал по сходням и подошел к ним. Последний раз Эйвинд видел Инрика еще мальчишкой, и заметил, что с годами тот все больше становится похож на отца. Будет кому продолжать славные деяния рода.
– Рад тебя видеть, Эйвинд конунг, – проговорил сын хёвдинга. – Хочешь осмотреть свой новый корабль?
– Плох тот хозяин, который сразу начинает говорить о делах, – улыбнулся Эйвинд. – Завтра погляжу на кнарр, а пока смойте с себя усталость и морскую соль, да приготовьтесь
В честь прибытия датчан собрали богатый пир. Едва закончили накрывать столы, Унн велела Фрейдис и младшим девчонкам возвращаться в женский дом и не выходить оттуда без ее позволения. А чтобы без дела не сидели, выдала им по плоской деревянной игле да по клубку шерсти – рукавицы вязать.
Прочие рабыни остались прислуживать на пиру. Осталась и Ольва, привыкшая сидеть на таких праздниках рядом с Иваром и Унн. А Зорянку-Сванвид никто и спрашивать не стал: место невесты рядом с женихом, особенно если жених – младший брат конунга. Датчане разглядывали ее, кивали, поглаживая усы – хороша! – а робкая Сванвид сидела, словно примороженная к скамье, и мечтала только об одном: сбежать оттуда да поскорее.
Йорунн тоже хотела остаться – здешние пиры были для нее в диковинку, но приковыляла Смэйни, заохала: мол, с утра поясницу ломит, отвару бы целебного испить. Да еще попросила девушку заварить травы для Хравна – старика опять мучил кашель. И сказала, что Сигрид принесла маленькую Эсси: нездоровится девчонке, застудили малость.
– Ох, ну и дела! – всплеснула руками Йорунн. – Пойдем скорее, матушка.
В это время в дружинный дом как раз входил Эйвинд конунг, а с ним датский вождь и его сын. Ведунья с улыбкой поклонилась им и быстро выскользнула за дверь. Инрик проводил ее взглядом.
– Скажи, Эйвинд, кто эта девушка? – спросил он.
– Которая? – немного рассеянно отозвался конунг.
– Темноволосая красавица, – объяснил Инрик. – Только что мимо прошла.
– Ее зовут Йорунн, – коротко ответил Эйвинд. И больше ничего добавлять не стал.
Праздник удался на славу, и Вилфред хёвдинг то и дело брал в руки звонкую арфу, чтобы сказать о гостеприимстве и щедрости хозяина Стейнхейма. Про него не зря говорили, что он умел лучше всех в роду слагать висы – ни у сына его Инрика, ни у Эйвинда не выходило так хорошо, как у Вилфреда Скалы. Мог с ним поспорить разве что Асбьерн, и хёвдинг не раз пожалел о том, что ярла не было сейчас с ними.
Девять зим назад он и его люди помогли молодому эрлу Артэйру отомстить за погубленную семью, наказать разбойников и предателей. Вилфред поначалу не очень-то доверял мальчишке-скотту, который собрался натравить его викингов на одного из хьяльтландских эрлов и захватить принадлежавший ему замок. Датский хёвдинг не хотел вмешиваться в междоусобные войны и не стал бы слушать того, кто надеялся на победу, оплаченную чужой, купленной кровью. Но молодой эрл и его люди вызвались идти в бой наравне со всеми, а сам Артэйр показал себя отчаянным храбрецом, решив потайными ходами пробраться в замок и открыть ворота людям Вилфреда. И когда ему это удалось, хёвдинг подумал, что было бы неплохо, если бы у его подрастающего в Готланде сына появился такой смелый и хитроумный наставник. А увидев, как сражается Артэйр МакГрат, и как падают враги, сраженные его мечом, он твердо решил предложить осиротевшему юноше отправиться с ним в Готланд и назваться одним из его сыновей. И даже новое имя ему придумал – Асбьерн, Медведь Богов.
Он еще не знал тогда, что Артэйр и Эйвинд уже совершили обряд
Придуманное хёвдингом имя пришлось по душе молодому скотту. И после того, как Артэйр МакГрат навсегда простился с эрлом Рейбертом и с родиной своих предков, на палубу датского корабля поднялся побратим Эйвинда Торлейвссона, викинг по имени Асбьерн, которого позже люди назвали Счастливым…
Для дорогих гостей Эйвинд приказал открыть один из бочонков с вином, и Халльдор не замедлил угостить заморским напитком свою невесту. Зорянке вино понравилось больше, чем пиво, только с непривычки девушка быстро захмелела и, забыв о смущении, стала поглядывать по сторонам, смеяться удачным шуткам и не убрала руку Халльдора, когда он в очередной раз обнял ее при всех.
Гости веселились от души. Соскучившиеся по женской ласке хватали пробегавших мимо пригожих рабынь, сажали их за стол, угощали пивом и сыром, а потом тянулись поцеловать. Один из датских хирдманнов поймал за руку Весну, разливавшую пиво, подвинулся на скамье, освобождая место рядом с собой. И тут же почувствовал тяжелый взгляд человека, сидящего напротив. Лодин не стал ничего говорить, просто смотрел – и датчанин, годившийся ему в сыновья, замешкался, отвел глаза и выпустил руку девушки. Перепуганная Весна торопливо наполнила его рог и поспешила дальше. Но теперь если кто-то пытался обнять ее или усадить с собой рядом, она поворачивалась, ища взглядом Лодина, и воины оставляли девушку в покое.
Ольва на пиру почти не брала в рот хмельного, и Лейдольв, заметив это, сказал:
– Женщины не пьют, если боятся, что пиво заставит их выдать сердечные тайны.
– Или если просто не хотят пить, – отозвалась девушка. Но насмешник не унимался:
– Признайся, что опасаешься во хмелю при всех сказать, что я нравлюсь тебе, и наброситься на меня с поцелуями!
– Случись так, я бы опасалась, что, обнимая, переломаю тебе все кости, а то и ненароком придушу, – рассмеялась в ответ Ольва. – Не хватало еще виру платить за тебя конунгу.
Сидевшие рядом воины громко расхохотались. Если бы не хмельное веселье, царившее на пиру, Лейдольв не спустил бы такой обиды. Но он тоже рассмеялся и сказал:
– Жена мужевидная
Силой хвалилась,
Рабынь обнимала,
Замуж звала их,
Лишнего выпив…
Хирдманны захохотали еще пуще, хлопая себя по коленям – шутка понравилась. Краска бросилась в лицо Ольве, между бровями залегла гневная складка. Захотелось вскочить и выбежать прочь – а как убежишь, не придумав достойного ответа? Вот только висы сочинять она не умела, поэтому, спрятав досаду, выхватила из рук Лейдольва наполненный рог с пивом и под восторженные крики выпила его до дна. Пусть не думают, что она чего-то боится. И пусть одноглазый зубоскал не надеется – на празднике она покажет, кто из них горазд только языком трепать. Недолго ждать осталось.