Берегиня Чёрной Поляны
Шрифт:
Он открыл дверь в следующую комнату, и я понял, что чудеса здесь только начинаются. Всё, что заставило меня таращиться с открытым ртом по сторонам, творили в этой мастерской. В центре стояла муфельная печь. Вокруг на трёх больших столах лежали заготовки под оконные и дверные витражи, стекло простое и витражное, кусочки смальты, молотки, горелки. Среди всех этих чудес сновали огненные джинны и пери 32 .
– Нелегалы. Гастарбайтеры, – ахнул я и с ужасом почувствовал, как загорелась у меня земля под ногами. Вернее,
32
Джинны – мужские духи в арабской мифологии. В доисламскую эпоху джинны почитались как боги. Пери – духи в виде прекрасных девушек в персидской мифологии.
– Не боись, Хранитель, не узнает никто. Егор Гаврилович, нас тихо ввёз, тихо и вывезет. – сказал один из них, – Мы никуда отсюда не показываемся, ни с кем чужим не видимся. Нам двести лет никто такой заказ не предлагал, мы по работе творческой жуть как соскучились. А тут гляди, какая красота будет.
Дух воспарил под потолок и потянул за собой вверх люстру. Цветные стёклышки играли и переливались всеми цветами радуги.
– Это мурано – Венецианское стекло, – сказала кареглазая девица. – Раньше такое только там делать можно было, где рецепт родился, а теперь гугл в помощь и твори, выдумывай, что хочешь. Хочешь, мы и тебе, рыженький, какую-нибудь штучку сделаем?
– Нет, не хочу. Хочу с Егором Гавриловичем поговорить. Очень хочу, – я сосчитал огненных духов и помчался дедушку разыскивать. Он обнаружился в сарае. Говорил с каким-то парнем возле брёвен горкой сложенных.
– Завтра последнюю партию леса привезут. Разложите на просушку, так чтоб с другим не перепутать. После масленой недели потепленье обещают, начнём потихоньку мельницу ставить.
– А не рано? Может, паводок пропустим, а уж потом и возведём красавицу. Не ровён час река раздуется и смоет напрочь всё.
– За реку не волнуйся. Мы её умилостивим. Нас паводок не тронет.
Парень покачал с сомненьем головой, но спорить не стал. Дедушка с улыбкой хитрой сел передо мной на корточки и поманил.
– Ну что, Вася, поглядел всё? Интересно у нас тут? Вижу, что понравилось. Идём-ка я тебе ещё что покажу. – Он поднял меня на руки и понёс вглубь лабиринта из досок и брёвен всех сортов и размеров. С другой стороны сарая тоже была дверь. Она вела в поветь, здесь пахло свежей стружкой и олифой.
– Ну, гляди, что наши плотники стругают.
Рядом с верстаками стояли два больших столба. Такими только в царском тереме стропила подпирать. Тут же лежали разные резные части перил, балясин, наличников на окна.
– Хорош дом гостевой будет, как думаешь, а Василь Василич?
– Дом-то хорош, а вот работники не очень. Ты почему их Егор Гаврилович официально на работу не принял? Почему они у тебя в подвале зиму всю живут?
– Ну, во-первых, они сами так решили, им чертям заморским лучше знать, как им жить. Во-вторых, они здесь волонтёры, а не работники. Так что трудоустройство им без надобности. В-третьих, они после масленицы уедут уже, и поминай, как
– Но так же нельзя. Я же отметить их должен был.
– Вот и отметь. Отметь так, словно они вчера приехали. А через две недели домой вернуться. Всего-то и делов. И им хорошо и нам.
– А что они от нас за волонтерский труд получат? – не сдавался я.
– Да ничего, так, малость самую. Им Водяной часть своих цацек древних отдал. Ну, так оно и правильно. Они ему такую резиденцию в подвале сделали. Видал уже поди.
– Нет, не видал, не дошел немного.
– Вот и зря. Сходи всенепременно. Детям, внукам говорить об этом будешь ещё.
– Я лучше бы к Анчутке сходил…
– И то дело. Ну, пойдём, на шайтан-камень посмотрим.
– Туда что и эти азиаты ходят? Им же холодно снаружи, сказали.
– А они легкоступом прыгают. Туда-сюда. У камня-то тепло.
Я промолчал. Анчуткин камень, правда, не в пример другим ключ-камням теплый был. Ни от кого не прятался, любой к нему мог подойти спокойно. Должно быть, часть души дружка моего в нём засела. Ну по крайней мере мне так думать нравилось.
«Как он меня сейчас примет?» – думал я, – «Ведь с сентября не виделись. Считай полгода прошло».
От повети дед повёл меня к реке и лишь у берега свернул на тропку. Снег здесь совсем нетронутый лежал. Сугробы чуть до пояса не доставали деду. Я семенил за дедушкиными сапогами и раздумывал, кто проложил здесь тропинку. Видно многих посетителей Анчутка зимой принял.
Наконец я ощутил его, затрепетал от радости и страха, нырнул меж ног у дедушки и во всю прыть вылетел на полянку. Именно, что на полянку. Снега вокруг камня метров на пять не было. Всю землю покрывал ковёр зеленой травки и синеньких первоцветов. Мелкие цветочки обрамляли серый камень, словно волны родной реки Анчутки.
– Как же так, а дедушка, как же так? Чудо-то какое.
– Чудо, говоришь? Конечно, чудо. Он им тепло даёт, а они к нему льнут, стелются. А ты спрашиваешь, что им здесь надо. Любовь у них.
– У кого? – не понял я.
– У друга твоего и пери огненных.
– Как у него любовь может быть? Он же помер?
– Как может быть, про то не знаю. А только сказывают, что каждый вечер, они песни ему тут поют, танцуют. И он отвечает им и ярко разгорается.
Я подошёл поближе к камню. Прыгнул и улёгся на верхушку, как, бывало, летом делал. Прикрыл глаза и потянулся к другу. Анчутка отзываться не спешил, не появлялось в памяти лицо проказливого беса. Я подождал немного и опять позвал. Камень заметно запульсировал, забил энергией, и я почувствовал, что вот он где-то рядом.
Дедушка из деликатности должно быть уж давно ушёл, а я лежал и пялился в пространство, где меж Явью и Изнанкой её – Навью, обитал мой лучший друг. В этой прослойке, такой тонкой, что и разглядеть нельзя, он прыгал, скалился и строил мне смешные рожи. Он жил там, в моей памяти, и никаких влюблённых духов с ним там не наблюдалось.
Глава 8
Изнанка
– Нет, как вернулась, больше никуда не выходила. Спала, читала, даже ужинала в постели.