Берегиня Чёрной Поляны
Шрифт:
Майя не заметила, как последние звуки песни замерли, как постепенно в пустеющем классе разливался солнечный свет, отмечая стрелкой солнечных часов начало нового дня.
– Давайте уже пойдём, – потянула подруг к выходу Ника. – Заплетаться ещё надо. И вообще.
«Вообще» заключалось в том, что последние ученицы, оставшиеся в гроте после рассветной, на весь день становились дежурными. Они помогали тритонам в трапезионе накрывать столы, выполняли поручения учителей и классных дам. Так водяных дев приучали к осторожности. Ночь, время относительного покоя и безопасности, закончилась, и они должны быть всегда начеку, чтобы успеть вовремя
Берегини успели. Двери за их спинами сомкнулись с лёгким шорохом, отставляя в гроте тех, кто сегодня будет отбывать трудовую повинность. Этот шорох наполнил сердце Майи ещё большим ликованием. Они спаслись, ускользнули! Расцеловав подруг, она, пританцовывая, побежала по коридору к спальням.
– Совсем с ума сошла. Ты так не находишь? – Ника проводила её взглядом. Влада покачала головой.
– Просто она влюбилась.
– Ну, это мы давно знаем.
Влада ничего не ответила и, склонив голову, пошла следом за исчезнувшей за поворотом подругой.
Реальность
– Вася, проснись, проснись уже, – дедушка тормошил меня, призывая в Явь. Я открыл глаза. На чердаке жалобно задребезжала, упавшая из моих рук гитара. Жалко инструмент. Он и без того старый, если разобьётся, кто мне другой даст.
– Ты чего это творишь, Егор Гаврилович, – возмутился я. – Не мог тихонько позвать, чтоб я без спешки вышел. А так насмарку все мои труды. Полчаса её настраивал, налаживал, а ты дёргаешь, мешаешь. Никакого от тебя сочувствия и понимания. Сколько раз тебе говорил, инструмент у меня хрупкий, старый. Её ронять нельзя, она не то, что расстроится, рассыпаться может.
– Ну, прости меня, Вась, ладно. Неспокойно мне, чего-то, маятно, – дед смотрел на меня с грустью и недоумением. – Почти всю ночь не спал, слушал. Вот мерещится мне, будто зовёт кто из лесу. Сходил бы ты, глянул окрест.
– Так тем более чего будить было. Мне в Изнанке сподручней по сугробам лазить. А так, ну куда я пойду? Сам подумай.
– Нечего тут думать. Если ты не пойдёшь, мне придётся. Василине скажешь, что я обход решил сделать с утра пораньше. К мельнице пускай без меня едут, я попозже присоединюсь. За старшего там Артемий остался. Если, что со мной случится, то и в лесничестве ему старшим быть. Ты ему, Вася, перечить не смей.
Я чихнул. Вот это ж надо, новости какие. Где я, а где Артемий Заяц.
– И вот ещё, что ты с мальчишками в лес не ходи.
– Я с тобой поеду, – хмуро буркнул я. – вдвоём сподручнее. Ты ж ведь ещё вчера в лесу услышал их. Или его?
– Их, – кивнул хмуро дед, – А ты, значит, не слышишь ничего?
Я покрутил головой. Ничего я не слышал, не видел и не чувствовал ни в Яви, ни в Нави. Специально ночью на опушку ходил к тому орешнику, где дед чуть с дороги не съехал.
– Завтракать не будем? – спрыгнул я на пол и потянулся, выгибая спину и хвост.
– Нет. Надеюсь, вернуться, пока все остальные спят.
– Что и бабушка спит? Сколько ж времени сейчас? – я с тоской глянул на часы. Стрелки замерли на половине шестого.
– Это я остановил, – ответил дед на мой недоумённый взгляд. – Чтобы боем никого не разбудили. Ну и если что, знать будут, когда мы ушли.
– Ладно, – согласился я.
Дед надел тулуп, обулся, отворил мне дверь и вышел следом. Небо потускнело. Воздух был сырым, в нём явно чувствовалось приближение весны, но
Карлуша стоял у повети уже под седлом. Я потёрся мордой о перила крыльца, обновляя метку. Пусть все знают, кто в доме хозяин. Дедушка поправил подпругу, одним махом вскочил в седло и повёл мерина к воротам. У открытой калитки нас ждал дворовый дух.
– С добрым утром, дядюшка, – кивнул я ему.
– И тебе, Хранитель, доброго пути, – ответил Овинник, подсаживая меня в седло к деду. – Не гуляйте долго, к вечеру снег пойдёт, похолодает.
Я взглянул на Егора Гавриловича. Лесник был хмур и сосредоточен. Если всё так, как он говорит, то может зря мы вот так без подготовки едем. Может, надо было охранных амулетов наплести, в Изнанку выйти и во всей экипировке встретить врага. Хотя какой там может быть враг? Места вокруг тихие, спокойные. навники людей не пугают, да и люди им не вредят умышленно, так что обид кровных никто ни на кого не держит.
– А ты хоть знаешь, куда ехать надо? Направление? Предположение?
Егор Гаврилович покачал головой.
– Куда потянет, туда и поеду. На Карлушу этот морок тоже не действует, не чувствует беды мой верный конь. На одного тебя надежда. Упреди, если что.
Другой раз я бы может и заважничал, но дед был очень озабочен, и мне передалось его настроение. Я решил держать ухо востро и непременно изобличить злодея, который дедушку изводит.
Мы въехали в тёмный лес. Остановились и прислушались. Уж не знаю, что слышал Карлуша, а я даже дыхание белки в дупле разобрал, так напрягся. Но все эти, потрескивания и вздохи вокруг были свои, родные, лесные. Ничего пугающего, ничего странного я опять в лесу не видел и не слышал.
– Ну, что?
– Ничего?
– Может, почудилось? Приснилось?
Дед опять качнул головой. Тронул пятками бока мерина. Карлуша неспешно потрусил по дороге. Мы опять замолчали, прислушались, медленно, но верно углубляясь в лес.
– Может Лешего позвать? – предложил я. – Спросим, не его ли шалости.
– Не его. Чего ему со мной играть? Не Леший это был.
Минут десять мы ехали молча. Дед хмурился всё больше и больше. Было совершенно ясно, что затея наша бестолковая, не найдём мы никого. Зря только из тёплого дома выбрались, сидели бы сейчас у печки и в ус не дули. Я уже хотел Егору Гавриловичу сказать, чтоб разворачивал, как он вздохнул и предложил сам.
– Ничего не получается. Пропал морок. Давай для очистки совести к кормушке съездим и назад повернём.
Я не возражал, и вскоре дед свернул с дороги на тропинку. Деревья подступили вплотную. Колючие ветви заснеженных елей, почти касались колен дедушки, словно тянулись к нам. Уберечь хотели или навредить, кто их знает. Поёжившись, я опять прислушался и поглядел вокруг через Изнанку. Ничего. Только мыши под снегом шуршат. Целый выводок.
Ельник расступился. На небольшой поляне столбик. К нему привязан изрядно объеденный стожок клеверного сена. Снег вокруг утрамбован копытами лосей. Рядом долбленка для твёрдых кормов. Дед остановил Карлушу на опушке. Я спрыгнул, чтоб не мешать, пошёл по крепкому снежному насту вдоль самых деревьев вокруг полянки. Подобрался к лосиной тропе с другой стороны кормушки. Судя по запаху, лосиха с прошлогодним телёнком совсем недавно отсюда ушла. Может даже это мы её спугнули. Хотя нет, я бы услышал их. Значит раньше.