Берегиня сегодня 2
Шрифт:
Взболтнув самогонку, Колян встал «горнистом» и разом выпил полбутылки. После «глоточка» обтёр рукавом дублёнки горлышко бутылки и передал Жоре.
– Пей, а то сейчас совсем на морозе дуба дадим, блин горелый.
Не споря, Жора взял залапанную бутылку и быстро её допил. Самогоночка оказалось ядрёной, градусов в шестьдесят.
– Значит так, Колян, подтвердишь потом, при разборках с ГАИ, что сначала я был трезвый. Фиг с нею, с обивкой автомобиля, затаскивай на заднее сидение своего подростка.
Огромный свин, покачиваясь и
Перед тем, как сесть за руль, Жора не удержался и посмотрел в сторону «Лексуса». Зрелище было необычным. Приехавшая Анна сняла шубу, бросила на снег. Достала из сумки одноразовый шприц, разорвала упаковку. Надела иглу и закатала рукав своего джемпера. Обе женщины в машине с испугом смотрели на неё.
Привычным движением Анна взяла у себя из вены левой руки кровь. Задрав штанину джинсов лежащей Маше и, оттянув носок, она ввела ловко проткнула кожу и ввела кровь.
Сев в машину, Жора снял шапку и вытер пот.
– Поверь, Колян, теперь девушка в машине выживет.
Глава 11
Я летела затылком вперёд по чёрному бездонному коридору с зыбкими стенами.
Постепенно уходило ощущение тела. Сначала ещё оставался затылок, затем только голова, а после осталась душа. Но вся она состояла из шести прозрачных оболочек вокруг седьмой, более плотной и тёмной. Душа занимала размер не то вселенной, не то бесконечно малой части микрона.
Впереди появился свет. Яркий до невозможности. Если бы у меня оставалось зрение, я бы ослепла.
Все ощущения изменились и умножились… Были видны звуки и слышен цвет.
«Была бы в добром здравии, сошла бы с ума» – запел Бирюзовый голосок внутри меня.
Белый свет нарастал, и вместе с ним нарастало ощущение полного понимания меня, для себя единственной. Понимания и прощения всех вольных и невольных грехов, которые теперь, перед невозможным ярким светом, оказались детским баловством. Осталось чувство всепрощения и бесконечной любви. И готовности принятия меня здесь, в вечной умности, отрешённости и счастья.
– Мне здесь хорошо, но у меня Данила. – Ощутила я своё слабое сопротивление обволакивающему меня счастью.
– Тебе ещё рано сюда, – пришел в голову не голос, а понимание этого выражения.
Взрыв… Белый больничный потолок сияющая операционная круглая лампа с четырьмя кругами.
– Очнулась. – Сказал невидимый женский голос.
– Я живая, – сказала я, и полились слёзы.
– Бормочет чего-то.
Надо мной склонилось лицо женщины в возрасте. Над верхней губой чернел пушок усиков, глаза внимательные, но холодные.
– Её в реанимацию, или сразу в палату?
Справа послышался
– В реанимации холодно, топят плохо, она там окочурится, крови-то в ней совсем нету. Везите в палату.
Простынь подо мной напряглась, и меня перенесли на твёрдое и холодное. «Каталка», – не сомневалась я.
– Одеял сверху побольше положите, штуки три, сейчас её начнёт трясти. – Беспокоилась за меня усатая медсестра.
Потолок операционной сменился на коридорный, и плыл надо мной. Навалилась боль. В лице, внизу живота, в пальцах левой руки.
– Болит, – пожаловалась я.
– Конечно, болит. – Отозвалась усатая медсестра. – С того света тебя вытащили, а этого без боли не бывает.
– Пальцы… левая… – Я, как смогла, подняла руку.
– Останови, – сказала медсестра кому-то мне не видимому.
Медсестра осторожно подхватила мою руку. Кисть опухла и посинела, мизинец и безымянный пальцы неестественно загнулись в сторону.
– У неё ещё и пальцы сломаны. Проморгали, пока операцию делали – рожу на место ставили и кровь останавливали.
– Вызывай заново травму, пусть прямо в палате гипсуют, потом разберёмся…
Медсестра опустила мою руку, она ударилась о край каталки и от боли я потеряла сознание.
Очнулась в палате. В сгибах обеих рук тупо болели вены от воткнутых толстых игл, от которых отходили прозрачные тонкие шланги к стойкам капельниц. На левой капельнице висел пластиковый пакет с кровью. На правой, в круглых гнёздах, горлышком вниз, стояли две пузатые медицинские бутылки с прозрачным раствором.
Обе руки занемели, но я боялась пошевелиться.
Первый раз в жизни я лежала под капельницей. Иглы в венах и катетер, вставленный между ног, создавали ощущения малоприятные, но успокаивающие.
«Стоят капельницы, значит, живая, значит, медицина пока заботится о бренном теле», – по-своему грубовато успокаивал оранжевый голос.
На кисти левой руки белел гипс. Из кругляша от запястья ладони торчали первые фаланги пальцев с обломанными ногтями… «Некрасиво», – пожаловался Бирюзовый голосок. «Как же мне больно!» – завыл Болотный зануда.
И ещё болело всё лицо. Нос и скулы стягивала грубая гипсовая маска. Было трудно дышать. Во рту пересохло и хотелось пить.
Как смогла, я оглядела просторную палату на шесть коек. Кроме моей, было занято две кровати. На одной сидела молоденькая девушка, с любопытством глядевшая на меня, а на второй спала… Анна.
Девушка, заметив мой взгляд, похлопала по соседней с ней кровати.
– Аня. Аня! Она очнулась.
Открыв сонные глаза, Анна сладко потянулась и улыбнулась мне. Не спеша встала с кровати, достала из тумбочки резиновый жгут и шприц, кубиков на пять, перетянула свою руку, забрала из вены в шприц кровь и подошла к моей капельнице. Не успела я задать вопрос, как она вкатила мне в пакет в капельницу с физиологическим раствором свою дозу крови.