Берегиня
Шрифт:
– Ну чё, зима будет, – молол дальше хмельной крышак. – А в Карге не курорт, сука. Карга вам не вшивый «гоп-стоп», от Карги кутышня по подвальчикам щемится, а мурлогоны, типа Скорби, мозгой наперёд пораскинут: рыпануться, нет?
Крышак закутышка-то закумарил, тот и бебики-то не знал куда пялить, а вот лычке его ботва на вороний хер не упала. Она больше Цацу срисовывала. Вот бы ей, Чалой, на пяток лет помоложе быть, кто бы тогда на Тузах форсил?
– Лыка! – рыкнул крышак. Засёк, падла, что она тормозила. – Ты чё морозишься, лепила роденая, совсем по мизге пошла?.. У-у, да ты сама, как мизга старая, крысья мать.
– Не старая
– Че?!..
Она чё, вслух сказала? Ё-ма-на… само с языка черканулось. Ну, умела она считать, не перед Верстой же глуздем светить? Лучше закочемарить и дуркой прихериться.
Верста лапищу потянул, капюшон грызлый с толстовки тянет, а тот не тянется: дубак ночью, так закупоришься – на гольё прирастёт. Под кургузкой мешки шорхают, дрянью всякой прифальцованные. Когда от дубака жопа сморозится, плевать ваще: хоть как кутыш обкрутишься.
– Ну и тырло у тебя… – прогудел крышак, в упор глядя на лычкины щи. Цаца под его лапой сильнее ранещнего заржала. Тут Чалую и жегонуло! Галились-то не над ней – над её рожей галились! Была чушка босячая, да на срезе подправили!
– Вот поясни, хламьё, кому ты на хер на Вышке сдалась? Кто греть тебя, читу, будет? – отряхнул крышак от неё руку, как от шелупени какой.
Чалая затихорезилась. Ну и чё, что щас ей в Гарем не вписаться? Щас вкалывает на Вальтах, на Шестёрах, в колоде, а не кочуматит! Пусть не Цаца, а всё лычка – не мизга: шарится по заброшкам, топляк и шмотьё собирает, грибы чистит, Чёртовы Слёзы бодяжит, на волне стоит вместе со всей Каргой. Загонщики от костра её не шпыняют: какая-никакая, а баба.
– Ну-ка, возьми глаза в зубы… – ткнул Верста рукой в кутыша. – Молодой, борзый, ко мне в мизгу клеится; возьму его – ещё хавальник в Карге будет… Как зовут-то, чушок?
– Меня? – не въехал пацанчик.
– Нет, мать твою, меня! – взрыкнул крышак.
– Андр… – начал закутыш, да в морду заехали. Пацанчик упал, макитрой замотал и юшкой утёрся.
– А ща не звезди, паскуда! Целое имя тебе не по Праву!
Верста полез к себе за ворот рубахи, достал цепочку серебряную, на цепке свисток, на свистке воронья башка клюв разявила. Бухой крышак Свистом потряхивает, ему бы по уму сныкать Свист – хоть в пердальнике спрятать, но за зря на свет не показывать.
– Вот-а вы где у меня все! – шикарил Верста. Цаца на его крышакову власть пырится, как на золотой хер.
– Не свистну, так с голодухи копыта загнёте, – ломил Крышак. – Как подвалохшные грибы точить будете, пока кишки не забьёт. Видал?.. Чё ты зырешь! Я за посвист любому макитру сверну, у-угх… – потряс он кулачищем с цепкой и обратно в пьяной лыбе расплылся.
– Андрейка – да? В Карге по имени не циркулярят… Рейка – во! Вот и погоняло тебе. Пользуйся, крышак окрестил, всё по Праву!
Цаца заржала. Чалая сплюнула. Верста поворотился к ней, и лыба сразу проквасилась.
– А ты чё, крысья мать, не гогочешь?
– Да не в жилу, чёт…
Верста обтёр себе харю лапищей. Не к добру при нём зубы показывать. Лычка сжалась, как крыса на палеве. И чё лезет? Но крышак бить не стал.
– Зря не моришь; с такой харей только с ухохатом по жизни ходить, а я уматных люблю! – прижал он к себе Цацу, так что та завизжала.
– Ну всё-всё, каре!.. – отставил шмоху крышак. – Я вам, чушкам, ща подрядочек выпишу. Затащите – в Карге чилиться будете. Проквасите тему – к ломтям на хер выставлю. Усекли?
Чалая закупорилась, а пацанчик,
– Подрядочек… чё там… ну… – напрягал бухую решалку Верста.
– Шугайскую хату не в падлу пусть пошукают. До утра не надыбают – тогда и шурнуть, – влезла вдруг шмоха.
– Ну мозгачка! Ну бикса моя центровая! – ткнулся губами крышак в башку Цацы. – Плесень старую и закутышка в Карге мне кормить без резона! Вот и канайте шуршать хату Шугая. Ни одной бригаде нарыть хатку не подфартило, а вам подфартит – до утра, иль таблом своим в Карге не светите, не то на загон кину!
– Ё-ма-на, а можт кого другого подрядишь? – мотнула лычка макитрой. Крышак мигом посмурнел, оттолкнул Цацу, и навис над Чалой, как воронья туча над Вышкой.
– Не рыпайся, не то и подряжу, тока ты под Колодой по частям ляжешь. Я, хрычовка, ещё не списал, кому ты подмахивала: ему пасть порвали и тебя порвут – доганяешь?
Чалая бебики с крышака скинула. Не надо было Версту за лоха держать, он и покрошить может. Восемь лет как Верста её последнего кума с Каланчи уронил. Тогда же Птахи ей в блудуаре тёмную замутили – грохнуть не грохнули, но рожей в Чёртовы Слёзы макнули. У Версты пять или шесть Цац с тех пор поменялось, а вот Чалая одиннадцать лет над Птахами Цацой была, да и не Чалой тогда её кликали, а Солохой: знала всех Пташек, кто мог ссучиться и подрезать, и вперёд подрезала. Шибко бойких батонок она гробила на раз-два. Сколько крышаков срезали, а её Цацей держали: кто с Солохой, тот и крышак. Так и было… давно.
– Усекла, – буркнула лычка, не пялясь в бебики крышаку, который первый за восемь лет не взял её Цацей. – Не выженай тока.
*************
– Вот мразь какая! – трогал распухший нос Рейка, когда Чалая с ним попёрлась с Каланчи в город. – Как такие только живут!
– Ты чё, попутал, закутышек? Сам к Карге блатуешься и на крышака скалишься? Тебе под паханом щас долго шеперить, – вяло брела через мусор и бетонные обломки лычка. Намётанным глазом она высматривала грибы и лом на растопку. Старые Птахи рассказывали, что в городе до морозов всего вдосталь было, квартиры под завязку набиты разным шмотьём, а сейчас мотка старого провода не отыщешь. Чё тут жечь? Пластик – скворчит и воняет, кругом Чадь да бетон. Ещё растяги рекламные есть, но до них доползти нелегко. Висят себе на какой-нибудь верхотуре. Ох и мизги побилось, пока за цветастой тряпкой утягивалось! Чалая по молодости тоже лазала. Стоишь, эдак, на краю, ветер под одёжей щекочет, чуть сильней дунет и полетишь вниз башкой. Страшно, ё-ма-на, но и весело!
Легче стопельники отодрать – они лучше горят и с дровами волыниться не надо, и за растягами ползать. Одну такую растягу Чалая запомнила накрепко: «Рай диванов» – во как на ней написано было! Так лычка прошлое себе в фантазиях и рисовала. Хорошо, что старые Птахи научили её читать и считать. После Чалой такая наука Квочкам не нужна вовсе.
– Что это за хата такая, которую нас искать послали? – плёлся Рейка возле неё. Вот те на, Шугая хату не знает!.. Чалая не ответила и тащилась молча. Базарить ваще не хотелось, лучше думать. Когда про старое время прикидываешь, ни грязи, ни разрушек, ни крыс не видишь. Да, сильно ей по башке врезали, когда последнего, четвёртого её крышака роняли. И врезали ведь не заогны – в Гареме Птахи ей врезали, за то, что щемила их. Бабы ведь не мужичьё, мстят по-змеиному, рожей в тазик с Чёртовыми Слезами макают. Ладно хоть не пришили.