Берегите душу города
Шрифт:
А Костику вспомнилось, как Янусу пару месяцев назад впервые грозил карцер. Он тогда не успел ретироваться вовремя и оказался в кабинете директора вместе с зачинщиками драки. А Святослав Семёнович иногда недолго разбирался. Карцеров на территории интерната насчитывалось три, вот троих самых активных туда обычно и помещали. Янус тогда шёл с таким видом, будто ему светило тюремное заключение до конца жизни. Он плакал, причитал, делал вид, что у него подкашиваются ноги, даже сознание пытался терять. Когда и это не помогло, стал выдирать на себе волосы клоками. Святослав Семёнович тогда сжалился и отпустил его. И Янус сразу успокоился, заулыбался, ушёл насвистывая, но примыкать к хулиганским
Теперь Скелет, Жмот и Янус орали со стола втроём. Выкрикивали всё то же: про беспредел, поросячью еду и «сами это кушайте». Но Янус, как человек начитанный, завёл пластинку ещё и про ущемление прав ребёнка, про неадекватность реакции взрослых и про нарушение конституции.
Святослав Семёнович покачал головой и махнул старшим ребятам. В тот же миг они окружили горланящую троицу и стащили на пол. Пока их вели сквозь толпу, они не унимались.
– Мы для них скот, вот и кормят как свиней! Баланду только зекам дают! Вот за кого они нас считают! – Орал Скелет.
– Беспредел! Машины за городом разворачивают! Жрачки больше не будет! И телефоны не включают, чтоб мы молча тут сдохли! Чтоб никто не узнал! – Вторил ему Жмот.
– Отпустите! Я вообще ни при чём! Я просто голодный! Нельзя меня в карцер, я там с собой что-нибудь сделаю! – слезливо выкрикивал Янус, вяло переставляя ноги. Но его крепко держали под локти два десятиклассника и не давали упасть или вырваться.
Едва их увели, сразу воцарилась тишина. Воспитатели быстро принялись рассаживать сразу всех собравшихся, до начала уроков оставалось каких-то пятнадцать минут. Тётя Люба с помощниками скрылись за кухонной дверью, оттуда тут же послышались грохот кастрюль и звон тарелок. У раздаточной уже ожидали восемь мальчишек с красными повязками на рукавах. Обычно дежурили вчетвером, но сегодня ситуация была из ряда вон. И за столы пришлось усесться так, чтобы вместились ещё по два лишних человека.
Через пару минут окошко раздаточной открылось, и тётя Люба принялась разливать по тарелкам кашу. Сначала кормили малышей, и едва у них на столах появились первые порции и звякнули ложки, сразу раздались гудящие звуки недовольства. Костик даже привстал, пытаясь разглядеть, что там такое в тарелках.
– Когда же уже принесут-то, – прошептал Мартынов, тыкая пальцем в дужку очков, – интересно же.
Наконец-то подошла очередь шестиклассников. И когда перед Костиком появилась тарелка, он тоже недовольно скривился и прошептал:
– Ууууу, и правда жижа.
Обычно геркулесовая каша выглядела как кремовая густая молочная масса с изюмом или курагой, с кусочком подтаявшего сливочного масла сверху. Сейчас это больше походило на молочный суп, довольно жиденький, с парой плавающих изюминок. По размеру порция была такая же, но с виду…
– А ведь прав Скелет, баланда и есть, – усмехнулся Мартынов.
Он зачерпнул полную ложку «каши», приподнял её над тарелкой и стал медленно выливать, разбрызгивая по сторонам белёсые капли.
– И п-пол к-кусочка х-хлеба всего…, – вздохнул следом Зуб.
Принялись есть. Без аппетита, без удовольствия, просто после полуголодного ужина очень хотелось кушать. Оказалось, что хотя бы сахара и соли в кашу положили сколько надо, поэтому было более-менее съедобно.
Зато компот из сухофруктов оказался просто замечательным. Может не таким ярким по вкусу как раньше, но всё же вполне приличным. И с компотом выдали по две круглые галеты. Это сразу подняло настроение, снова послышались шутки, смех, напряжение начало потихоньку спадать.
Когда выходили
– Ну как, всё совсем плохо?
– Да ничего, голодновато, но съедобно, – улыбнулся Костик.
– Передай пацанам, что наш поход пока отменяется, Семёныч теперь не в духе.
Костик кивнул и пошёл на ненавистный урок истории.
Глава 5. История с историком
Старшеклассники в учителе истории Степане Игоревиче души не чаяли. Когда он подменял Лидию Захаровну, на втором этаже спального корпуса становилось шумно и весело. Собирались в фойе, пели песни под гитару, травили байки и слушали рассказы историка. Он много где побывал, участвовал в археологических раскопках, нырял в подводный город, летал на воздушных шарах и дельтапланах. А ещё он очень любил военную тему, мог часами вести разговоры о великих битвах, о знаменитых полководцах, о вооружении разных стран. В общем, рассказчиком был отменным.
На уроках Степана Игоревича всегда царила дружелюбная атмосфера, он необидно подшучивал над двоечниками, особо говорливых останавливал каким-нибудь забавным замечанием и всегда смеялся над шутками Меньшова вместе с остальными. После уроков труда к нему часто прибегали ученики разных классов, хвалились вырезанными из дерева мечами и пистолетами. Многие ребята, а среди них и Зацепин, любили поучаствовать в его внеурочных дискуссиях. Спорили громко, эмоционально, но без злости и обид.
По словам мальчишек, в пятом классе у Костика не было проблем с историком, отвечал он всегда на твёрдую пятёрку, частенько тянул руку на уроках. А после аварии Степан Игоревич буквально невзлюбил Костика: спрашивал больше положенного, занижал оценки и неустанно повторял, что амнезия – не повод плохо учить предмет. А Костик учил, и отвечал нормально, он вообще любил историю, любил читать. Но каждый его ответ историк считал неполным, находил такие каверзные вопросы, ответов на которые не было ни в параграфе, ни в библиотечных энциклопедиях. Ребята не понимали подобного отношения, пытались гадать, чем же Костик мог так насолить педагогу, но он не знал ответа и на этот вопрос.
До сегодняшнего дня.
Шагая по лестнице, Костик вдруг понял, что и тут дело, скорее всего, в родителях. Степан Игоревич сменил много мест работы, он говорил, что не любит сидеть на месте, ему нужно путешествовать, видеть новые лица, заводить новые знакомства, и для этого нет ничего лучше, чем каждые два-три года переходить из школы в школу. А теперь выходило, что он застрял в Кольцовске. Если за забором военные, и если действительно последствия аварии каким-то образом угрожают остальным жителям страны, то возможно ему придётся просидеть здесь ещё очень и очень долго. А может они тут даже навсегда останутся, кто знает? Только при чём здесь опять Костик, ведь не он же руководил Центром, а отец? Почему все хотят переложить ответственность на него? Ну с мальчишками ещё понятно, они всегда и во всём желают отыскать крайнего, но Степан Игоревич-то взрослый человек.
В классе царили шум и суета: обсуждали акт протеста в столовой. Костик прошёл к своей парте возле окна, подпёр голову ладонью и приготовился отстрадать следующие сорок пять минут. На лужайке возле интерната уже вовсю зеленела травка, а самое удивительное, что среди нежной зелени кое-где проглядывали абсолютно круглые розовые бутончики. Насколько Костик помнил, первыми должны были расцвести мать-и-мачеха и одуванчики. А названия розовых цветов он вспомнить вообще не мог, хотя школьные знания из его головы никуда не исчезали.