Беременна от мажора
Шрифт:
— Почему ты меня, своего мужчину, не слушаешь? Почему потакаешь богатому хмырю? Он тебе кто вообще?
— Он отец Василия.
— Отец это тот, кто вырастил. А он Ваську не растил. Он шлялся. Я вас ему не отдам, слышишь меня?
— Василия бы забрали, — говорит она тусклым голосом.
— Кто?! — продолжает на высоких тонах. — Ты хорошая мать, Иванка, у тебя работа есть и съемное жилье, ты алкашка, что ли?
— Ты недооцениваешь опасность!
— Он просто дурит тебе голову, чтобы разрушить наши с тобой отношения. У меня подряд три плановые операции, а так я бы ни за что тебя
Дальше слушать невыносимо. И я отхожу, возвращаясь в свой номер.
Как же круто все меняется. Раньше я бы ввалился в ее номер, стал доказывать, что я круче, чем он. А теперь вот уступаю. И так дров наломал, жизнь ей испоганив. Так понимаю, что с родителями своими, праведниками, она тоже по моей милости не общается. Не простили они ей внебрачного ребенка.
Мне бы убедиться, что с ней и сыном все в порядке. И все. Больше в ее жизнь не полезу. Материально помогать стану, куплю жилье в благополучном районе, садик выберем частный с положительными отзывами. Надеюсь, удастся мне с моим бизнесом разобраться, стану помогать. Так, как сейчас, она, конечно же, жить не будет. Думаю, пойдут еще мои теплицы в гору. Как раз сегодня Долматов звонил, вроде все пока получается.
По дороге домой мы в пятером почти не общаемся. Каждый чувствует себя опустошенным и размазанным по стенке. Оно и понятно, не каждый день на тебя ведро дерьма выливают.
— Когда выйдет программа, от тебя отвернется вся семья, — тихо шепчет Иванка, глядя в иллюминатор.
— Зато опальному деду будет уже не до Василия.
— Почему ты мне не поверил?
— Потому что судил по своему окружению. Ревновал, злился, ненавидел. Был легкомысленным и глупым. Не представлял, к чему это приведет в итоге.
Иванка ко мне так и не поворачивается. Мы снова молчим, тяжело переживая произошедшее.
Едва выйдя в эфир, передача сразу имеет эффект разорвавшейся бомбы. Телефон накаляется до предела, ко мне в офис прибегает мать, и даже сестра возвращается с отдыха досрочно. Они считают меня предателем, повторяя, что все это неправда. Приходит дед, осуждая подобное поведение. Он зол, беспокоится о своей репутации. Не понимает, почему я просто не отдал отца ему на растерзание.
А я ни с кем не объясняюсь и просто жду. Молча жду. Все, что меня сейчас волнует, — чтобы все наши жертвы оказались не зря.
Спустя какое-то время на отца заводят уголовное дело. В связи с шумихой в полицию начинают обращаться с заявлениями девушки, отказавшие мне изначально. Дело вызывает широкий общественный резонанс. Похождения моего отца активно обсуждаются даже людьми, далекими в повседневной жизни от подобных тем. Формируются условные «лагеря» сторонников и противников каждой стороны конфликта, эти «лагеря» спорят между собой, пытаясь отстоять свою точку зрения. Становится очевидно: в связи с большим количеством эпизодов отцу грозит от восьми до тринадцати лет лишения свободы.
Глава 17
Мое самочувствие стало намного лучше. И все благодаря тому, что мне теперь не
Я открываю дверь и захожу в квартиру. Вещей у нас немного, но нужно где-то достать коробок и собрать все необходимое, потому что скоро мы переезжаем.
— Мама! — С визгом восторга подбегает ко мне Василий.
Я тут же подхватываю его на руки и крепко-крепко прижимаю к себе. Обожаю Васькин запах, он такой родной и, как у всех деток, немного молочный. Удерживая сынишку на руках, щекочу его. Ничего не могу с собой поделать. Этот задорный звук для меня слаще меда.
— Как же хорошо, что мама стала приходить домой рано. — Выходит в коридор Машка, приветливо улыбаясь и стряхивая с рук муку.
Василий тоже испачкан, я перекладываю его на другую руку, и вместе мы идем на кухню.
— Ушла сегодня ровно в семнадцать тридцать, как порядочная.
— И вчера, и позавчера, — подтверждает Машка.
Иду на кухню, к плите, очень хочется есть.
— Ага. — Свободной рукой приподнимаю крышку и заглядываю в кастрюлю с бурлящим борщом. — Больше никаких переработок.
Поворачиваю голову к сыну, и мы забавно тремся носиками. Василий снова заливисто хихикает. Мой сладкий, любимый, родной мальчик. Нет ничего важнее моего сына.
— Буду больше проводить времени с Васькой, — задорно чеканю, — чтобы он не забывал, кто его мама. О! У меня же для тебя есть небольшой сувенир, дядя Дима передал.
Машка хитро улыбается.
— Тебе увеличили зарплату?
Ставлю сына на пол, ухожу, а вернувшись, отдаю сыну пакет, и тот убегает в комнату. Машка, не переставая, смотрит на меня. Мне неловко об этом говорить, но Дима выдал нам с Василием одну из своих золотых карт. Себе, естественно, я ничего на эти деньги не покупаю. Только Василию. Зато отпала нужда в ночных переводах и переработках. Вначале я отказывалась, но потом поняла, что так смогу лучше кормить его: покупать больше фруктов, более дорогие качественные продукты.
— Шутница ты, Машка. Знаешь ведь все. Мне и так неудобно.
— Неудобно с женой спать, когда дети на соседа похожи, а Дима — отец Василия, и его помощь — это естественно.
— Я же совсем забыла рассказать, — спохватившись, — мы ездили к нотариусу. То есть вначале в банк, потом к нотариусу и еще в одну контору…
— Охренеть! — Падает Машка на стул, кусая губу. — Сделал-таки все, что обещал? Иванка — хозяйка огромной квартиры в центре и молчит.
— Не я, а Василий. Это все для сына. Просто у нас тут тараканы ползают и плесень на потолке. Диме это не нравится. Он считает, что так ребенок может заработать астму.
— И он прав.
— Все равно мне неудобно и как-то не по себе.
— Ивааанка, — повторяет Машка, — неудобно в почтовом ящике спать: ноги высовываются и дует. А это все естественная забота отца о своем сыне.
Вздыхаю, пожимая плечами.
— А еще он вздумал, чтобы я пошла учиться на права, и потом он купит нам с Василием машину, чтобы я могла возить его на разные секции.
— Классный он, да? — скалится Машка.
— Да ну тебя.
Чувствую, как начинают пылать щеки. Сердце болезненно дергается и колотится, не камень ведь — живое. Ничего с ним не могу поделать.