Беременность на сдачу
Шрифт:
— Что ж… приступим. Вероника, если можешь, подожди в коридоре. Я осмотрю Свету и позову тебя, ладно?
Я киваю и выхожу. Сажусь на тот же диван и осматриваюсь по сторонам, но Олега, к счастью, нет. Минут через пять Матвей просит меня зайти в кабинет и я вижу Свету. Не расстроенную, не заплаканную, а, кажется, отрешенную.
— Эй, — говорю ей, садясь рядом, — что случилось?
— Я не бесплодна, — выдает одними губами. — Могу иметь детей.
Я перевожу взгляд на Матвея, который слегка улыбается и что-то записывает в карточку,
— Спасибо тебе, Матвей, — Света сжимает его руку, а я почему-то чувствую себя здесь лишней. — Тебя подождать? — подруга спрашивает уже у меня, и я киваю, но Матвей тут же отказывается.
— Езжай домой, я сам позабочусь о Нике.
— Хорошо. Пока, — подруга наклоняется, чтобы чмокнуть меня в щеку и уходит, а я перевожу взгляд на мужчину и спрашиваю:
— Скажи, что ты ей не соврал.
— Я не соврал.
— И она сможет иметь ребенка?
— Всегда могла, — он пожимает плечами. — Я не врал тебе, когда говорил, что Света в полном порядке и просто слишком впечатлительна. Она родит ребенка, не переживай.
— Что происходит, Матвей? — спрашиваю, сжимая в руках край туники.
— В каком смысле?
— В прямом. Что с Ирой? Почему я попала к тебе на прием? Ира что-то подстроила? Но что? Что происходит, черт возьми?
— Не выражайся, — строго произносит Матвей.
— Да ну, — выдаю я. — Я хочу все знать. Все до мельчайших подробностей, Матвей. Мне надоели недоговоренности, надоело, что Ира не берет трубку и не спешит все рассказывать. Меня это, черт побери, достало!
— Успокойся.
— Не собираюсь, — я вскакиваю с кушетки, но вместе со мной встает и Матвей. — Достало, понимаешь? Я хочу ясности, спокойствия, я больше не хочу плакать по ночам в подушку от непонимания, не хочу жить так, будто у нас все нормально, я устала, Матвей, — заканчиваю уже обреченно потому что появившийся на скандал запал куда-то резко пропал.
— Иди ко мне, — мужчина берет меня за руку и притягивает к себе, гладит по волосам и говорит что-то утешительное, но пелена слез застилает мне глаза и становится абсолютно наплевать на все. — Тише, тише, прости меня, — слышу сквозь всхлипывания и поднимаю на него глаза.
Смотрю в его полный нежности и раскаяния взгляд и решаю, что мне померещилось. Мои гормоны точно сошли с ума и сейчас проектируют мне галлюцинации. Точно! Но никаких галлюцинаций нет. Матвей действительно смотрит с сожалением и вытирает слезы из моих щек, а после притягивает меня и целует в волосы.
— Что происходит? — бессвязно говорю я и пытаюсь успокоиться. — Зачем это, Матвей? К чему эти нежности?
Я отталкиваю его от себя и отхожу, упираясь в кушетку. Сажусь на нее и вижу, как Матвей садится на стул и придвигается ко мне ближе. Берет мои холодные руки в свои теплые ладони и растирает, согревая.
Я не вижу в его взгляде прежней холодности, не вижу ледяной неприязни, вместо них там поселяется нежность.
— Что же ты делаешь?
— Пытаюсь извиниться, — без запинки отвечает он. — Пока не получается, — он усмехается и перехватывает мою руку, поднося ее к губам и легонько целуя. — Я такой дурак.
В его голосе звучит столько искренности, что я решаю дать ему шанс, решаю дать возможность рассказать мне все и объяснить.
— У тебя есть сегодня записи?
— До вечера.
— Осмотри меня, Матвей. Сделай УЗИ, запиши данные в карту и поговорим вечером. Я приготовлю ужин, а ты все расскажешь, ладно?
— Приготовишь ужин? — удивленно смотрит на меня и улыбается, а затем склоняется и целует меня в щеку, проводит щетикой по нежной коже и оставляет дорожку поцелуев, от которых по коже пробегают мурашки. — Почему ты такая? — шепчет мне на ухо.
— Какая? — спрашиваю и сглатываю, делая прерывистый вдох.
— Нереальная, — Матвей поправляет рукой мои волосы и заправляет их за ухо, после целует меня в кончик носа и поднимается, увлекая меня за собой. — Ложись, Ника, я хочу скорее закончить работу и вернуться домой, где меня будет ждать ужин и любящая жена.
— Я обещала только ужин, — возражаю ему и размещаюсь на кушетке.
Глава 39
Я смотрю на то, как дрожат его руки, когда он водит датчиком по моему животу. Я впервые вижу его таким: рассеянным, отрешенным и удивленным. Кажется, все, что между нами происходит, непривычно для него.
— Прости, — наконец, он откладывает датчик и протирает лицо рукой, пытаясь совладать с чувствами.
— Просто сделай это, ладно? Давай посмотрим на них, — я улыбаюсь и понимаю, что мы впервые будем смотреть на детей вместе, как мама и папа, а не доктор и пациентка.
Матвей берет датчик и прикладывает его к моему животу, что-то нажимает на аппарате узи, что-то записывает, после чего говорит пол второго ребенка. Мальчик.
Я плачу. Чувствую, как по лицу стекают одинокие слезинки счастья. Мальчик и девочка. Старшая сестра и младший брат. Я улыбаюсь как ненормальная и шире растягиваю губы, когда Матвей смотрит на меня так, будто я — эпицентр его вселенной.
— Сын, Ника, — его губы едва шевелятся, когда он произносит эти простые слова.
— Да, — выдыхаю я. — Сын и дочка.
Я не могу забыть о втором ребенке, который так важен мне. Не могу забыть о тех страданиях и той боли, которую перенесла, чтобы забеременеть. Моя девочка досталась мне с таким трудом, что я просто не верю, что пережила это.
— Вставай.
Матвей бережно стирает с моего живота гель, после помогает мне встать и что-то записывает в карте. Я смотрю на его сосредоточенное лицо, лицо доктора, который знает что делать.