Березовский и Абрамович. Олигархи с большой дороги
Шрифт:
И месяца не прошло, как повторилась знакомая уже картина, – Литвиненко просто возненавидел Камышникова. Он постоянно кричал, как надоела ему эта канцелярщина, мол, так настоящие дела не делаются. Вот, смотрите, «Моссад» мочит одного террориста за другим, а мы тут сидим, штаны протираем. И однажды нервы у Камышникова не выдержали.
«Раз ты такой резкий, – сказал он в ответ на литвиненковские рулады, – так пойди и убей своего друга Березовского».
Сказал – и забыл. Но у Литвиненко – точно тумблер какой-то щелкнул в мозгу; фамилия «Березовский» была для него священной.
Разговор этот происходил 27 декабря 1997 года. А вскоре после новогодних праздников Литвиненко стало известно, что Управлением собственной безопасности ФСБ взят он в плотную разработку по подозрению в систематическом превышении власти.
Один из таких эксцессов случился как раз в декабре, за четыре дня до злополучного разговора с Камышниковым.
Поздно вечером Литвиненко и двое его сослуживцев – Гусак и Понькин – ворвались в квартиру некоей гражданки Полищук, безо всякого ордера провели обыск, в результате которого у нее исчезла из сумочки тысяча долларов.
Потом они станут утверждать, будто сожитель хозяйки – менеджер фирмы «Комета» Харченко – подозревался ими в причастности к разбойному нападению на эту самую «Комету» и его, кровь из носу, срочно требовалось опросить.
Правда, опрос этот происходил очень странно, именно, что – кровь из носу. Литвиненко жестоко избил Харченко, обещая вывезти голым в лес и приковать на всю ночь наручниками к дереву, если не сознается он в содеянном. В итоге, однако, бойцы правопорядка вынуждены были уйти, несолоно хлебавши, после чего ошарашенные граждане побежали в милицию – они не знали, кем в действительности были ночные визитеры. (И Литвиненко, и все остальные участники налета назвались сыщиками МУРа.)
За дело взялась собственная безопасность ГУВД, но поиски в своих рядах ничего не дали. Тут-то и мелькнула у кого-то из оперов мысль, что поискать надо у «соседей» – испокон веку сотрудники КГБ-ФСБ пользуются милицейскими документами прикрытия.
Этот сигнал пришелся в УСБ ФСБ очень кстати; на Литвиненко здесь положили глаз уже давно. Когда потерпевшим показали его фотографию, они и минуты колебаться не стали.
Забегая вперед, скажу, что подобных эпизодов в биографии Литвиненко вскроется еще с избытком; он свято верил, что в борьбе с преступностью хороши все средства. Если не дают проводить ему «акции нейтрализации», то уж избить задержанного или подкинуть ему для верности боевую гранату – это точно дело святое. «То, что вы на свободе, это не ваша заслуга, а наша недоработка», – часто любил повторять Литвиненко…
Уже после бегства его за кордон в Главной военной прокуратуре показали мне видеозапись одной из бесчисленных акций этого борца за права человека. Она была сделана в Подольском районе Подмосковья и датирована январем 1997 года; якобы ФСБ совместно с милицией искала там какого-то местного авторитета Чувикова.
Запись короткая, буквально на пару минут. На ней отчетливо видно, как Литвиненко бьет ногами и руками лежащего на земле человека, жестоко бьет, со всей дури, прямо по лицу. Из разбитого носа течет кровь. Глаза заплыли от синяков. Человек
«Я убью, б. ь, я матку выверну, б.ь. Сдохнешь здесь, сука. Где Чувик?»
«Я не знаю», – хрипит жертва.
«Вспомнишь, ублюдок! Вспоминай, сука!.. Медленно буду тебя убивать!»
Лицо Литвиненко перекошено от сладострастного упоения властью. В эти минуты он чувствует себя сверхчеловеком, повелителем чужих судеб.
Достаточно одной лишь этой записи, чтобы все красивые слова, сказанные за последние годы о «политэмигранте» Литвиненко, развеялись, точно утренний лондонский туман; она дает о нем представление намного большее, нежели все панегирики вместе взятые…
Главный порок Литвиненко заключался в безудержной жажде власти над людьми. Когда можешь ты избить, унизить, заковать в наручники любого.
Он считал себя выше других, и уж точно – выше закона. Это-то и роднило его с Березовским…
Весть о том, что находится он под «колпаком» УСБ, всполошило Литвиненко. Безропотно ждать, пока защелкнутся на запястьях наручники, совершенно ему не улыбалось.
Куда бежать за защитой – вопрос так даже не стоял, разумеется, к великодушному и всемогущему Борису Абрамовичу. Другое дело, с чем отправляться к нему?
И вот здесь-то и пришел черед тираде, брошенной сгоряча зам. начальника УРПО Камышниковым: пойди, и убей своего друга. Литвиненко решает разыграть нехитрую комбинацию – ему-де приказано было ликвидировать Березовского, и в отместку за отказ подвергается он теперь репрессиям и жестокой травле.
Подполковнику было и невдомек, что почти детально повторяет он печальный опыт своего далекого предшественника – следователя МГБ Михаила Рюмина.
В 1951 году Рюмин – тоже, кстати, подполковник – спьяну потерял в автобусе совсекретное уголовное дело. В те суровые времена подобное разгильдяйство каралось сурово, в лучшем случае Рюмина ждало позорное увольнение. В худшем – арест.
Опасаясь расправы, Рюмин – интриган он был первостепенный – решает сделать ход конем. Он пишет в ЦК донос на министра госбезопасности Абакумова. Дескать, тот сознательно тормозит расследование дела о кремлевских врачах-вредителях, покрывает сионистов, окопавшихся на Лубянке. Даже после того, как лейб-медик Этингер признался на допросе, что сознательно залечил до смерти члена Политбюро Жданова, Абакумов-де «смазал террористические намерения Этингера» и специально умертвил особо важного свидетеля.
Рюминский донос попал к Маленкову, давно уже точившему зуб на Абакумова. От него – к Сталину.
В результате Абакумова сняли с должности и арестовали, а Рюмин – через пять ступеней – перепрыгнул в кресло зам. министра и самолично принялся пытать бывшего своего начальника…
Вряд ли, получив письмо Рюмина, Сталин искренне поверил в еврейско-чекистский заговор, слишком хорошо знал он своего любимца Абакумова. Но такой поворот пришелся ему на руку, – вождь любил время от времени пускать кровь партийной верхушке…