Берия. Арестовать в Кремле
Шрифт:
Прошу простить, если я этим прибавлением сделал неприятным Вам мое благодарственное письмо. Написал искренне, что переживаю…»
Разумеется, Каминский был согласен с мнением выдающегося ученого, и сам видел, как карательные органы расправляются с неугодными Сталину и другим руководителям страны наиболее одаренными людьми. И его система начала «ломать», заставив подписать ложное заключение о покончившем жизнь самоубийством Серго Орджоникидзе, с которым его связывала давняя дружба. «От сердечного приступа…» Да нет же, хотелось кричать Каминскому, не от приступа, а от того, что Серго не выдержал.
Едва удерживал себя и Каминский. Особенно давило на него сообщение о выдвижении Берия в руководящие высшие структуры партии и государства; этого он допустить не мог…
Страна и партия готовились к очередному Пленуму ЦК.
И Каминский сделал выбор — терпеть все, что делалось вокруг, он не мог. Может, его голос на Пленуме станет призывным колоколом и люди проснутся от спячки, от аллилуйщины в честь «великого вождя всех времен и народов».
Трудный разговор с женой… Двое детей, младший еще грудной…
Незадолго до открытия Пленума Каминский поделился с друзьями: «Сталина надо лечить. Он серьезно болен».
Один из докладов на Пленуме делал Ежов. Стараясь выслужиться перед Сталиным, Ежов называл десятки цифр арестованных «врагов народа», называл тех, кто «стал шпионом, иностранным агентом, двурушником и предателем».
После мрачного доклада, пугающего людей цифрами арестованных и признавшихся, в зале установилась зловещая тишина.
Сталин долго смотрел в зал, словно выбирая очередную жертву, впиваясь тяжелым взглядом в участников, да так, что те от страха замирали, леденея сердцем.
— Кто хочет сказать, спросить? — произнес Сталин, не меняя направления взгляда.
Оцепенев от нелюдского взгляда и могильно-холодного голоса председательствующего, люди молчали, боясь пошевелиться.
Молчал и Сталин, вглядываясь в зал.
И вдруг, словно выстрел, прозвучал голос наркома Каминского:
— Разрешите мне.
Участники Пленума мгновенно повернулись в сторону поднявшегося Каминского.
Он не стал дожидаться разрешения Сталина и торопливо, стараясь унять участившееся дыхание, продолжил.
— Непонятно, почему именно члены ЦК или руководящие работники арестовываются органами НКВД? А может, того, что доложено здесь, и не было? Я знаю многих из названных «врагов народа» и хорошо их знаю — это настоящие коммунисты! Второе. Здесь называли на выдвижение Берия. Как можно? Я его знаю по работе в Азербайджане. Он же сотрудник мусаватистской охранки!
Сталин не дал договорить Каминскому, прервал его звонком, поднял руку в сторону Каминского.
— А вы не друзья с ними, врагами народа? — недовольно бросил в зал помрачневший Сталин.
— Они мне вовсе не друзья, но это честные люди.
— Вы одного поля ягода! — Сталин повернулся к Ежову и подал знак. Тот едва заметно прикрыл глаза, давая понять, что команда понята.
Каминский был арестован при выходе из зала — его пригласили в комнату президиума…
Допрос с пытками длился с 25 июня по 8 февраля 1938 года, почти восемь месяцев. От него добивались имен врачей — врагов народа. Каминский никого не назвал — их не было.
8
В то время в Грузии усиленно муссировались слухи о предстоящем
6
Дело по обвинению Л. П. Берия. Т. 15. Л. 144.
Еще в 1932 году по указанию Берия Меркулов выезжал в Баку для розыска документов о работе Берия в мусаватистской охранке. Он тогда сказал Меркулову: «Враги могут захватить и уничтожить документы. А они очень важны, поскольку снимают необоснованные обвинения в мой адрес». Не без влияния Меркулова «документы» были изъяты из спецсейфа и направлены начальником АЗ ЧК — ГПУ Фриновским в Ростов… Фриновский впоследствии был назначен начальником Главного управления пограничных и внутренних войск ОГПУ СССР, заместителем наркома внутренних дел СССР.
В январе 1938 года Сталин вводит Берия в состав Президиума Верховного Совета СССР, хотя Берия был еще в Грузии.
Берия пришел в НКВД на должность первого замнаркома осенью 1938 года, в разгар недавно начатого Ежовым «комсомольского дела», и ему предстояло сразу включиться в «работу».
Списки «врагов народа» готовились в НКВД и за подписью Ежова — Берия направлялись для визирования Сталину, членам Политбюро Молотову, Кагановичу, Ворошилову. Теперь Сталин все чаще и чаще не только давал разрешение на арест, но и определял без суда вид наказания, а это была, как правило, 1-я категория, т. е. расстрел. Проскрипционные списки становились все длиннее и длиннее, в них все чаще и чаще для окружения Сталина встречались знакомые имена…
С приходом в НКВД СССР Берия тут же решил разделаться с Картвелишвили, не пожелавшим, будучи первым секретарем Закавказского крайкома, работать с Берия. Суд над Картвелишвили был коротким. В то время приговоры почти все были одинаковыми — высшая мера наказания.
Ежову не понравилась самостоятельность нового заместителя, часто принимавшего решения без согласования с наркомом. По-другому работать Берия не мог — столько лет на бесконтрольной руководящей должности в Закавказье, где он чувствовал себя наместником Кобы, его правой рукой, где никто и никогда не посмел ни перечить, ни возражать, ни защищать кого-то.