Берия. Арестовать в Кремле
Шрифт:
21 июня на донесении нашего резидента в Виши Жильбера о том, что командование вермахта закончило переброску своих войск на советскую границу и завтра, 22 июня 1941 года, они внезапно нападут на Советский Союз, Сталин писал: «Эта информация является английской провокацией. Разузнайте, кто автор этой провокации, и накажите его».
В ночь на 21 июня я работал над докладной запиской наркома Сталину. Дважды он поправлял ее, сердился и ворчал, пока наконец не отдал машинистке:
«21 июня 1941 года…Я вновь настаиваю на отзыве и наказании нашего посла в Берлине Деканозова, который по-прежнему бомбардирует меня «дезой» о якобы готовящемся Гитлером нападении на СССР. Он сообщил, что это нападение начнется завтра.
То же радировал
Начальник разведупра, где еще недавно действовала банда Берзина, генерал-майор Ф. И. Голиков жалуется на Деканозова и на своего подполковника Новобранца, который тоже врет, будто Гитлер сосредоточил 150 дивизий против нас на западной границе.
Но я и мои люди, Иосиф Виссарионович, твердо помним Ваше мудрое предначертание: в 1941 году Гитлер на нас не нападет!»
Я уже не знал, что делать с разбухшей папкой донесений о войне, а они все прибывали и прибывали: от послов, секретарей, агентов, резидентов. Вечером не без боязни перешагнул кабинет наркома.
— Опять вранье принес! — Он зло раскрыл папку, бегло просмотрел информацию, взял авторучку и написал: «В последнее время многие работники поддаются на наглые провокации и сеют панику. Секретных сотрудников «Ястреб», «Кармен», «Алмаз», «Верного» за систематическую дезинформацию стереть в лагерную пыль как пособников международных провокаторов, желающих поссорить нас с Германией. Остальных строго предупредить. Л. Берия. 21 июня 1941 года».
Я посмотрел на часы: четверть девятого. Завтра, 22 июня, воскресенье, и я смогу поехать в Серебряный Бор покупаться в Москве-реке, позагорать на ее берегах…»
19
Что же, в конце концов, двигало Сталиным и его окружением в те предгрозовые дни? Сталин не мог не знать взглядов Гитлера на Россию: «Территорию России населяет низкокачественная раса славян, не способных создать собственную государственность, собственную культуру и нуждающихся в руководстве народа с благородной кровью, которая течет в жилах немцев… Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию», — писал Гитлер в «Майн кампф»…
На полях Европы полыхает огненный смерч, а Сталин, Ворошилов, Молотов, Каганович, Берия не разрешают наркомату обороны выдвинуть к приграничным округам армии резерва из Поволжья, с Урала, из центра страны, прикрыть границу дополнительными соединениями пехоты, танков, авиации. Еще в 1939 году Молотов, выступая на сессии Верховного Совета СССР с обоснованием договора о дружбе (?!) с фашистской Германией, заявил: «Идеологию гитлеризма… можно признавать или отрицать. Но любой человек поймет, что идеологию нельзя уничтожить силой… Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за «уничтожение гитлеризма», прикрываемая фальшивым флагом борьбы за «демократию»… Теперь… Германия находится в положении государства, стремящегося к миру, а Англия и Франция… стоят против заключения мира».
Не эта ли и подобные политические ошибки развязали Гитлеру руки для нападения на Францию, Бельгию и другие страны Европы? После подписания Советским Союзом договора с Германией о ненападении в 1939 году Сталин усиленно насаждал мнение об «отодвигании войны» на несколько лет. «Дружба народов Германии и Советского Союза, — заявил он, — скрепленная кровью, имеет все основания быть длинной и прочной».
А что говорил в это время Гитлер? В ноябре 1939 года, т. е. спустя месяц после выступления Молотова на сессии Верховного Совета о миролюбии Германии, Гитлер перед военным руководством сказал, что Советский Союз значительно ослаблен внутренними процессами, что русские вооруженные силы имеют в настоящее время
Спустя месяц после заключения договора с Германией в Бресте 22 сентября 1939 года состоялся совместный военный парад вермахта и Красной Армии. Принимали парад генерал Гудериан и комбриг Кривошеин.
Со своей стороны нарком обороны Ворошилов разрешил после неоднократных просьб немцев использование широковещательной радиостанции столицы Белоруссии Минска в качестве дальнего приводного радиомаяка для навигационного обеспечения гитлеровских бомбардировщиков при полетах над территорией Польши. Штурманы бомбардировочной авиации «Люфтваффе» из эскадр Геринга, уточняя маршруты полетов на бомбежку городов и армии Речи Посполитой, настраивали бортовые радиосредства на частоту Минска. После завершения польской кампании Геринг в знак признательности прислал маршалу Ворошилову транспортный самолет за услуги в использовании минской радиостанции.
В печати появились сотни статей об истории Германии, культуре немецкого народа, необходимости проявления уважительного отношения к политике Германии. Раболепствуя перед Сталиным, Берия издал строгую директиву для начальников тюрем, лагерей и пересыльных пунктов, в которой категорически запрещалось называть советских заключенных «фашистами»…
Такой резкий поворот в сторону улучшения взаимоотношений с Германией далеко не всеми был понят, многие советские люди не верили в искренность установившихся отношений с гитлеровской Германией. Требовались огромные усилия пропагандистского аппарата для «воспитания советских людей в духе дружбы с народом Германии».
И гитлеровцы всячески подкрепляли эту «веру». В конце 1939-го — начале 1940 года в Германию были приглашены группы советских специалистов. На заводах Мессершмитта, Юнкерса, Хейнкеля немцы не побоялись показать почти все находящиеся на вооружении вермахта и стоящие на конвейере самолеты. Старшего групп И. Тевосяна принял сам Геринг. Советским летчикам-испытателям представилась возможность не только увидеть самолеты «Люфтваффе», но и полетать на них. Больше того, руководители Германии разрешили в обмен на сырье приобрести несколько машин: пять Ме-109 и Ме-110, две Ю-88, две До-215, новейший истребитель «Хейнкель-100». Все это вызвало удивление у руководителей групп нашего авиапрома — конструктора А. Яковлева, директора завода П. Дементьева, первого заместителя наркома В. Баландина: почему руководители рейха не побоялись показать советским специалистам современную авиатехнику? Наверное, потому, что внедрить в технологию их достижения за короткое время не удастся, война не за горами, а главное — морально воздействовать на советских работников авиапрома, внушить им, что они, немцы, ушли далеко вперед в авиастроении, добились больших скоростей и высот, внедрили пушечное вооружение, повысили мощность моторов и бомбовую нагрузку.
Стало ясно: в авиации отставание от лучших образцов самолетов, вооружения, моторов увеличивалось с каждым годом. Нужны были срочные меры. И Сталин, неплохо разбиравшийся в авиации, начал с того, что снял с поста наркома авиапромышленности М. М. Кагановича.
— Он не понимает и не разбирается в авиации! Сколько живет в России, а говорить по-русски не научился! Как мы не видели всего этого раньше?
Через некоторое время, не почувствовав помощи своего брата Лазаря Кагановича, М. Каганович застрелился…