Берия. Арестовать в Кремле
Шрифт:
Сталин вынужден был отозвать генерала армии Г. Жукова из Ленинграда.
— Смотрите, что Конев нам преподнес, — сказал Сталин. — Немцы через три-четыре дня могут подойти к Москве. Хуже всего то, что ни Конев, ни Буденный не знают, где их войска и что делает противник. Конева надо судить. Завтра я пошлю специальную комиссию во главе с Молотовым… Поезжайте сейчас же к Коневу, разберитесь на месте с обстановкой и доложите мне по ВЧ, а также свои предложения.
Был ли виноват Конев? В какой-то мере. Чехарда с командующими не позволяла им глубоко изучить обстановку и принять надлежащие меры в условиях полного отсутствия резервов. Вот как
Обстановка на фронтах продолжала усложняться с каждым днем. Не хватало личного состава, танков, самолетов, артиллерии, боеприпасов для формирования новых частей и соединений. Более того, немецкое командование предприняло попытку выйти к Москве с юго-запада. Ставкой был создан Брянский фронт, командующим назначен генерал-лейтенант А. Еременко, месяц назад освобожденный от руководства неудачно действовавшим, отступающим Западным фронтом. При назначении на должность генерал-лейтенант Еременко заверил Ставку Верховного Главнокомандования в том, что он «остановит подлеца Гудериана». Сталин передал по прямому проводу Еременко:
— Вы требуете много пополнения людьми и вооружением… Мы можем послать вам две танковые бригады с некоторым количеством танков КВ и два-три танковых батальона. Если вы обещаете разбить подлеца Гудериана, то мы можем послать еще несколько полков авиации и батарей PC.
Еременко, как видно, не стеснял себя обещаниями и, пользуясь случаем, просил увеличения поставок на фронт боевой техники и вооружения. На предложение Сталина расформировать недавно созданный Центральный фронт Еременко ответил:
— В связи с тем, что я хочу разбить Гудериана и, безусловно, разобью, то направление с юга нужно крепко обеспечить. Прошу подчинить армии Центрального фронта мне. Я очень благодарен вам, товарищ Сталин, за то, что вы укрепляете меня танками и самолетами… А насчет этого подлеца Гудериана, безусловно, постараемся разбить, задачу, поставленную вами, выполнить, т. е. разбить его.
На чем зижделись заверения комфронта Еременко, сказать трудно, но, видимо, достаточных оснований для них не было, ибо танковая армия Гудериана представляла собой мощный бронированный кулак в сочетании с механизированной пехотой и артиллерией. Скорее всего, превалировало желание угодить Верховному Главнокомандующему. К сожалению, подобные, ничем не оправданные заверения присущи не только генерал-лейтенанту Еременко…
Прошло несколько дней, а «подлец Гудериан» продолжал «трусливо наступать», взяв Брянск и Орел. Верховный выговаривает генерал-лейтенанту Еременко: «Ставка недовольна вашей работой… Все разговоры о выполнении задания остаются пустыми словами… Все ваши заверения об успехах не имеют никакой цены. Ждем ваших сообщений о разгроме группы Гудериана».
Разгромить Гудериана Еременко не удалось — немецкие танки, подминая под себя слабые, разрозненные очаги сопротивления, рвались к Москве. Сам Еременко попал в окружение, ранен и с трудом был вывезен на фанерно-перкалевом У-2 в тыловой район.
В первой половине октября обстановка на Западном фронте стала критической. На ряде направлений оборона была тонкой
В один из дней Сталин вызвал Жукова из Перхушкова, где находился штаб Западного фронта, в Кремль. В кабинете был Берия. Сталин выслушал доклад комфронта об обстановке, удрученно покачал головой и, размышляя вслух, остановился у окна.
— Ленин оставил нам государство и наказал всячески укреплять его оборону. Мы не выполнили этого завещания вождя. Враг подошел к Москве, а у нас нет сил для ее защиты. Нам нужна военная передышка в не меньшей степени, чем в восемнадцатом году, когда был заключен Брестский мир. Тебе, Лаврентий, — Сталин обернулся к Берия, — по своим каналам надо немедленно прозондировать почву для заключения нового Брестского мира с Германией. Пойдем на самые крайние меры: готовы отдать Прибалтику, часть Украины, Белоруссию. Мы готовы подписать мир на любых условиях.
— Я этим займусь немедленно! — Берия поднялся и замер. — Выйдем на близких к окружению Гитлера людей.
— А вы, товарищ Жуков, отправляйтесь в штаб. Мне нечего вам обещать — резервов почти нет. Обороняйтесь имеющимися силами. Поднимаем по тревоге военные училища, собираем ополчение. Все, что соберем, — все отправим вам.
22
Враг продолжал рваться к Москве. В один из дней в кабинет члена военного совета Московского округа К. Телегина позвонил явно взволнованный командующий ВВС округа полковник Н. Сбытов и доложил, что выполнявшие задание по разведке летчики видели двигавшуюся по дороге Спас-Деменск — Юхнов колонну танков, бронетранспортеров и автомашин противника.
— Не может быть! Я прошу вас, Николай Александрович, срочно перепроверить разведданные, послать два-три самолета и уточнить все, что вы мне доложили.
Можно понять состояние Константина Федоровича Телегина, знавшего общую обстановку на западном направлении, — после Юхнова войск не было, и двигавшаяся мехколонна гитлеровцев, имея танки и бронетранспортеры, могла беспрепятственно выйти к Серпухову, к Подольску, а оттуда — рукой подать до Москвы. Он подошел к висевшей на стене карте, измерил взглядом расстояние и ужаснулся…
Спустя час Сбытов вбежал в кабинет и с порога доложил:
— Летчики шли на бреющем! Длина колонны больше двадцати километров! Немцы обстреляли наших летчиков из зенитных пулеметов.
Телегин вопросительно посмотрел на Сбытова.
— Не ошиблись ли ваши летчики? Они могли принять колонну наших войск за гитлеровцев.
— Нет, товарищ член военного совета! — Сбытов хорошо знал своих летчиков и был уверен в каждом из них. — Летчики Серов и Дружков — опытные пилоты! Они отчетливо видели белые кресты на бортах танков! Я верю им!