Берия. Лучший менеджер XX века.
Шрифт:
И поэтому рассказ о нем надо продолжить.
Глава 18
БУДНИ СПЕЦКОМИТЕТА И СПЛЕТНИ О НИХ…
ЛЮБОЕ крупное дело обрастает легендами. Когда я, прилетев на Семипалатинский ядерный полигон, стоял ранним июльским утром 1981 года, опершись о балюстраду площадки над Иртышом неподалеку от здания штаба полигона, мне говорили, что с этого самого места Берия любовался-де воздушным ядерным взрывом.
Это — безобидная легенда.
А вот легенда, скажем, о том, что работа советских атомщиков проходила в заключении под жесткой рукой «мрачного» 9-го управления НКВД — это легенда злостно карикатурная.
15 марта 1946 года Наркомат внутренних дел, как и все остальные наркоматы, был преобразован в министерство. И с этого момента в ведении 9-го управления МВД СССР находились:
— институт «А» в Сухуми, расположенный в помещении санатория «Синоп», с директором-немцем профессором Арденне, создателем электронного микроскопа;
— институт «Г» вблизи Сухуми, расположенный в помещении санатория «Агудзеры», с директором-немцем профессором Герцем, лауреатом Нобелевской премии;
— лаборатория «Б» (объект «Озера») в районе города Касли Челябинской области на базе санатория «Сунгуль», где проводилось изучение вопросов защиты от ионизирующих излучений и где начальником радиобиологического отдела был «Зубр» Н.В. Тимофеев-Ресовский, работавший здесь с теми же своими немецкими коллегами, с которыми по поручению руководства Третьего рейха он занимался вопросами выведения расы сверхчеловеков, за что и получил от Советской страны «путевку» в санаторий «Сунгуль».
— лаборатория «В» в Калужской области, вблизи станции Обнинское, расположенная в помещениях бывшей колонии испанских детей и давшая начало Физико-энергетическому институту. В 1947–1949 годах становлением лаборатории «В» руководил со стороны 9-го управления такой «дремуче необразованный» человек, как действительный член АН УССР А.И. Лейпунский.
Как видим, в условиях заключения (в санаторном, впрочем, режиме) работали лишь немцы и часть наших специалистов, осужденных за вполне реальные грехи. И для иллюстрации стиля Берии, как и для более объемной картины эпохи, будет полезным познакомить читателя с извлечением из указания Берии от 16 августа 1946 года:
«Тт. Первухину и Завенягину проверить с выездом на место состояние дела в институтах «А» и «Г» (взяв с собой т. Лейпунского), принять необходимые меры и в 2-недельный срок представить свои предложения по обеспечению максимального использования немцев.
При этом иметь в виду необходимость установления регулярного контроля за выполнением немцами заданий (как по качеству, так и по срокам).
Лица, успешно выполняющие задания, должны представляться к премии, а лица, манкирующие работой, должны быть изъяты из институтов и направлены в лагеря.
Л. Берия».
И хотя тут упоминаются лагеря (куда никто из немцев не был отправлен), но и здесь нет пресловутой «лагерной пыли».
В марте 1948 года Круглое и Завенягин обратились к Берии с письменной просьбой о передаче всех этих «санаториев» из ведения МВД в ведение ПГУ, поскольку тематика их работ была полностью «пэгэушной» и все рабочие вопросы решались в ПГУ. Берия снесся с Первухиным, тот поговорил с начальником ПГУ Ванниковым и 27 марта 1948 года сообщил Берии, что Ванников «категорически возражает против приема указанных институтов в Первое главное управление».
Лишь 15 августа 1948 года вышло подписанное
«а) зачислить в действующий резерв МВД генералов и офицеров 9-го Управления и находящихся в его ведении институтов, лабораторий и объектов;
б) обеспечить их положенным обмундированием;
в) сохранить занимаемые ими квартиры».
И у этого пункта была своя предыстория… 28 июля 1947 года заместитель начальника ПГУ Павел Яковлевич Мешик обратился к Берии с письмом. Кадровый чекист (родился в 1910 году, в 1932 году закончил Центральную школу НКВД), он в ПГУ отвечал за кадры и режим. О нем тоже написано немало гнусностей, однако по воспоминаниям ветеранов КБ-11, например, это был человек жесткий, но справедливый, (оценка, применимая и к Берии), а в жизни — еще и добрый. В 1953 году он, как и Берия, был арестован и в конце 1953 года расстрелян.
Так вот, Мешик писал:
«Товарищу Берия Л.П.
В Первом главном управлении при Совете министров СССР работает значительное количество офицерского состава Министерств Вооруженных сил, внутренних дел и государственной безопасности.
Постановлением СНК СССР от 5 октября 1945 г…за генералами и офицерским составом, откомандированным или переведенным на работу в Первое главное управление, были сохранены все права и льготы, предусмотренные для генералов и офицерского состава этих министерств и они числятся состоящими в кадрах на все время их работы в Первом главном управлении.
Однако офицеры ПГУ при Совете министров СССР лишены многих прав и льгот, т. е. не получают денежную надбавку за офицерские звания, как правило, задерживается присвоение очередных офицерских званий, не представляются к наградам за выслугу лет и не обеспечиваются санаторным лечением.
Просим Вас, Лаврентий Павлович, помочь офицерам Первого главного управления при Совете министров СССР получить предоставленные им правительством льготы согласно Постановлению СНК от 5.Х.45 г. № 2531-678 сс.
П.Мешик».
Проблема была серьезной — из-за неопределенности своего положения многие стремились уйти с «почетной» службы в ПГУ обратно в свои ведомства. И Берия адресует письмо министру Вооруженных сил Булганину с визой: «Прошу срочно рассмотреть и решить вопрос об офицерах Первого главного управления. А. Берия. 12.VIII.1947 г.».
И такая оперативная забота о людях, делающих одно с ним дело, была для Лаврентия Павловича характерной. Он даже отрез, полученный на наркомовскую шинель, после того, как шинель была выкроена, отдавал коллегам. В отличие, к слову, от маршала Жукова, складировавшего дома трофейные отрезы километрами.
Вот, например, Берия в начале июля 1947 года побывал лично на строительстве комбината № 817. Побывал в первый раз. О том, что в третий свой приезд он провел там специальное «социальное» заседание Специального комитета, мы знаем. Но и после первого визита он был обеспокоен положением в социальной сфере на «сороковке». И тут же дал указание Ванникову об улучшении жилищных и бытовых условий работников комбината. И уже 20 августа Ванников докладывал ему о том, что:
«— на 1947 год установлен план жилищного строительства в 15 000 кв. метров, но дополнительно решено построить еще 5 500 кв. м. стандартных деревянных одноквартирных и двухквартирных домов;