Берия. Лучший менеджер XX века.
Шрифт:
«……………: Когда приехал ваш генерал-лейтенант?
……………: Вчера. Он видел Тимошенко и Жукова.
……………: <…> Вы с ним были?
……………: Я с ним был.
<…>
……………: Но он ничего не спрашивал? Тимошенко знал, что он от вашего генерала подходящего ответа не получит… А здесь все беспокоятся — война, война.
……………: Да. да. Русские узнали».
Да, русские узнали!
И узнали заблаговременно потому, что усилия множества крупных и мелких разведчиков, предпринимаемые в последние месяцы, увенчал личный зондаж Сталина!
В свете этого зондажа в истинном свете выглядит и Заявление ТАСС от 14 июня 1941 года о том, что «по данным СССР, Германия
Сталин Заявлением ТАСС от 14 июня как бы предварял, свое последующее предложение Гитлеру о немедленной посылке в Берлин Молотова.
То есть это была первая фаза зондажа.
Предложение о срочном визите Молотова было второй фазой.
Отказ Гитлера стал «лакмусовой бумажкой».
Полет Захарова и сведения от него, принятые пограничниками Берии и немедленно переданные последним Сталину, поставили последнюю точку.
Теперь надо было немедленно дать указание Тимошенко, Жукову и наркому ВМФ Кузнецову о срочном приведении — без особого шума — приграничных войск и флотов в боевую готовность и ждать развития событий.
Поскольку они нарастали, 21 июня Сталин санкционировал вторую директиву.
То есть, как и утверждали ранее Юрий Мухин и Арсен Мартиросян, первая директива о готовности к нападению была санкционирована Сталиным вечером 18 июня — сразу после полета Захарова.
Я подчеркиваю, что то, что читатель прочел, я не могу подтвердить чем-либо кроме того, что уже сообщил. Реконструкция событий с 14 июня, когда было опубликовано сообщение ТАСС, под вечер 18 июня, когда полковник Захаров прилетел в Белосток, есть итог прежде всего логического анализа, который дался мне непросто. Он растянулся на, пожалуй, пару лет и завершился лишь в ходе работы над этой книгой. И уж пусть сам читатель делает вывод о достоверности моей реконструкции.
Лично я считаю, что она полностью отражает то, что и происходило на самом деле. А при этом выявляет истинную роль Сталина и Берии в те дни. Они-то в тот час оказались полностью компетентными — каждый на своем уровне. В отличие от очень многих других.
Причем Берия в это время дважды оказался на высоте: во-первых, как организатор «муравьиной» разведки погранвойск, обеспечившей сбор стратегически важной и абсолютно достоверной (в целом) информации, а во-вторых, как организатор оперативной передачи Сталину сведений Захарова.
Есть и другие, косвенные, впрочем, подтверждения моей реконструкции.
Так, адмирал Кузнецов в своих мемуарах «Накануне» пишет:
«…Сообщение ТАСС от 14 июня звучит особенно нелогично теперь, когда мы знаем, как отреагировал на него Гитлер. 17 июня, то есть буквально через три дня, он отдал приказ начать осуществление плана «Барбаросса» на рассвете 22 июня. Просматривая сводки с флотов, можно убедиться в повышенной активности немцев на море именно с этого рокового числа — 17 июня…»
Однако тут как раз все логично! Если сообщение ТАСС было зондажным (а оно таковым и было), а 17-го была проведена вторая фаза сталинского зондажа с предложением о визите Молотова, то Гитлер после своего отказа должен был немедленно санкционировать «Барбароссу» окончательно. Он ведь тоже был не дурак. Войска рейха изготовлены. Фюрер еще, возможно, колебался, но когда увидел, что Сталин ставит его в ситуацию «момента истины», то сразу же понял — немедленно после его отказа Сталин должен будет предпринять срочные меры в приграничных военных округах. А это значит, что фактор внезапности нападения — под угрозой.
И Гитлер отдал окончательный
Причем имеется очень интересное, тоже работающее на мою реконструкцию, свидетельство с той стороны — в мемуарах Луитпольда Штейдле, бывшего командира 767-го гренадерского полка 376-й пехотной дивизии 6-й армии Паулюса. Накануне войны Штейдле командовал батальоном полка, дислоцированного в районе Белостокского выступа, и сообщает вот что:
«Восемнадцатого июня моему полку было приказано в течение 24 часов реквизировать в точно обозначенном районе 600 лошадей с телегами. Акция была внезапной и сначала выдавалась за полицейско-ветеринарное мероприятие… Теперь каждая рота получила дополнительно гужевой транспорт. Ставилась цель гарантировать наивысшую степень подвижности… в стороне от больших дорог…
Однако почти никто не верил, что положение столь серьезно. И в прошлом не раз случалось, что Гитлер добивался своего путем военных демонстраций (как видим, у Сталина до его прямого зондажа были объективные основания колебаться в оценке планов Гитлера. — С.К.)… Штаб дивизии почти ничего не знал ни о противнике, ни о том, как наше командование оценивает обстановку в целом…»
Итак, и тут как некий рубеж называется примерно тот же (17–18 июня) предвоенный день. Думаю, это — не случайно.
ПОСЛЕДНЕЕ, что остается сказать мне здесь о событиях последней предвоенной недели, это несколько слов как об информационном обеспечении Сталина в те дни, так и о позднейшем информационном его предательстве бывшими соратниками. То есть о многолетней, в последние годы еще более укрепившейся лжи насчет того, что войну-де «проморгал» Сталин.
В опровержение этой лжи кое-что сказано выше. Но я приведу еще один пример того, как даже лично вполне достойные люди то ли по неведению, то ли по неспособности к широким обобщениям, то ли по Слабости характера, то ли в силу подлости политкорректировщиков их воспоминаний фактически предают своего Верховного Главнокомандующего Сталина, как предают они и его соратника Берию.
Скажем, на обороте первого форзаца книги Воскресенской, изданной в 1997 году, помещена ее фотография в форме, в папахе, а под фото идет текст, завершающийся факсимиле подписи автора.
Вот этот текст, полностью:
«Нашей специализированной группе было поручено проанализировать информацию всей зарубежной резидентуры, касающейся военных планов гитлеровского командования, и подготовить докладную записку. Для этого мы отбирали материалы из наиболее достоверных источников, проверяли надежность каждого агента, дававшего информацию о подготовке нападения гитлеровской Германии на Советский Союз (насколько «эффективной» была такая проверка, можно судить по тому, что двойную роль Лицеиста она не выявила. — С.К.)…
Наша аналитическая записка оказалась довольно объемистой, а резюме — краткое и четкое: мы на пороге войны.
17 июня 1941 года я по последним сообщениям агентов Старшины и Корсиканца с волнением завершила этот документ. Заключительным аккордом в нем прозвучало:
«Все военные мероприятия Германии по подготовке вооруженного выступления против СССР полностью закончены, и удар можно ожидать в любое время».
Подчеркиваю, это было 17 июня 1941 года.
Иосиф Виссарионович ознакомился с нашим докладом и швырнул его. «Это блеф! — раздраженно сказал он. — Не подымайте паники. Не занимайтесь ерундой. Идите-ка и получше разберитесь».