Берлинская кровь 2
Шрифт:
Они продолжили бы перепалку, но открылся кабинет и все направились к нему.
Секретари и адъютанты оставались снаружи. Шарлотта, по правде говоря, не сильно любила эти собрания, так как среди секретарей и адъютантов тоже выстроилась своя иерархия. Они ждали окончания собрания, и, хотя все знали друг друга в лицо, никогда не переговаривались. Это было негласное правило. Все отношения заканчивались переглядываниями, одобрительными или осуждающими.
В кабинете Август занял излюбленное место: в самом конце. Он любил еще раз прочитать документы перед сдачей и убедиться,
Август развернул папку и увидел небольшую шоколадную конфету. Он улыбнулся, видимо Шарлотта положила ее, пока они шли. Он умилялся ее небольшим сюрпризам. Мелочи, с помощью которых она проявляла свою заботу, согревали его. В конце концов, это высшая форма любви.
Он отложил конфету и стал читать документы, пока унтершарфюрер произносил знакомые, почти не изменяющиеся от планерки к планерке слова. Он читал и отмечал профессионализм Шарлотты, ее навыки явно выросли с тех пор, как она начала работать на него. Сперва ей было трудно, однако девушка быстро училась.
Собрание шло своим чередом, Август отчитался, ответил на все вопросы, беспокоившие руководство, и, сдав документы одним из последних, выходил из кабинета, когда его окликнули:
– Обершарфюрер Август Шольц, подождите, – незнакомый унтершарфюрер подхватил Августа под локоть и отвел немного в сторону.
– Генрих Гиммлер требует вас лично, но это не по поводу лагерей. – Августу стало не по себе.
– Хорошо, я понял.
Сказав это, он вышел, стуча каблуками, к Шарлотте, которая одна осталась в коридоре.
– Ну что, как прошло? – ее серые глаза мгновенно заставили забыть о плохом. Он обошел ее и, наклонившись так, чтобы их глаза были на одном уровне, произнес:
– Гиммлер хочет видеть меня, есть какое-то дело и это не касается лагерей. Поэтому сейчас идем к нему.
– Ага… – заметно смутилась Шарлотта. Она всегда смущалась будто впервые, когда его лицо находилось так близко, хотя целовались они не раз.
Шарлотта уже повернулась в направлении кабинета Гиммлера, когда за плечо ее остановила твердая рука.
– Ты обращаешься ко мне на «вы», потому что мы на работе, или потому что смутилась? – Шарлотта покраснела так, что стало видно даже через бледную пудру на ее щеках.
– Я… – она пыталась подобрать слова. – Потому что мы на работе, – выпалила она шепотом.
Август на это только посмеялся и, подхватив ее за талию, повел к кабинету Гиммлера.
В секретарской как всегда было много людей, ожидавших аудиенции. Сам же рейхсфюрер еще не пришел с собрания высших чинов.Обершарфюрер и его секретарь встали в конце этой очереди. Пока ждали, Август вытянул из кармана маленькую коробочку с леденцами, открыл и предложил Шарлотте. Девушка любила всякие леденцы, поэтому взяла не раздумывая. Август давно отметил, что Шарлотта любит все твёрдое и сосучее. Ириски, карамельки, леденцы. Сам он ни когда не получал удовольствия от сладкого, особенно в твердой форме, но для Шарлотты он покупал их.
Увидев
Август с Шарлоттой переглянулись. Они впервые видели его таким. Было даже страшно, однако Август интуитивно понимал, что ему не стоит бояться. Следом за Гиммлером шла Хедвиг, видно было, как она нервничает. На нее тут же налетели с вопросами все, кто давно ожидал в очереди, но женщина не могла вымолвить ни слова, и скрылась в кабинете.
Через десять минут она вышла из кабинета с пустыми глазами и легкой походкой направилась к ним. Движения ее были скованы, видно, каждый шаг дается ей с трудом.
– Август, пройдите в кабинет к рейхсфюреру. Шарлотта, он попросил остаться вас здесь.
Август и Шарлотта с беспокойством переглянулись.
– Хорошо, я уже иду.
Он скрылся в кабинете, а Шарлотте достался сочувствующий взгляд Хедвиг. Секретарь Шольца уже едва справлялась с волнением.
Август вошел в кабинет, который теперь знал наизусть. В нем не было каких-либо особенностей, кроме отпечатка личности Гиммлера. Одно присутствие его фигуры изменяло, всё. Атмосфера в кабинете напрямую зависит от настроения его хозяина: прямо сейчас находившегося в состоянии холодной ярости. Август остановился, почти касаясь лопатками двери, он не решался подойти ближе.
Наконец Гиммлер немного успокоился, мрак по углам рассеялся и Август рискнул продвинуться вперед. Рейсхфюрер спокойно, как удав наблюдает за кроликом, смотрел, как Август борется с собой и приближается к его рабочему столу. Когда Шольц оказался на должном расстоянии, Гиммлер начал:
– Обершарфюрер Шольц, я хотел обсудить рабочих, которые заняты в концентрационных лагерях, и уже построенных под вашим руководством и только строящихся.
– Хорошо, рейхсфюрер – он сказал это четко, без запинок и в достаточной мере эмоционально, чтобы не показаться грубым.
– Присядьте, – он указал на черное кожаное кресло, которое стояло слева от стола.
– Я вас слушаю, рейхсфюрер.
– Если я не ошибаюсь, очень многие немецкие рабочие уже включены в будущие проекты из СА?
– Да, это верно.
– И, как и в прошлом году, они устраивают забастовки, верно? Ничего не изменилось, – он ухмыльнулся.
– Да, это действительно проблема. И достаточно серьезная, так как это вызывает недовольство и у других рабочих, – Август сидел на краю стула и ощущал напряжение всей спиной.
– Дело в том, что готовится масштабная операция, СА может помешать ее воплощению. Все что вам нужно, Август, – это расстрелять рабочих, которые состоят в оппозиционных отрядах. Вам сообщат дату и время, новые рабочие будут присланы в ближайшие пару-тройку дней. На сдачу объектов это никак не повлияет, – он закончил и отвел ненадолго тяжелый взгляд, предоставляя Августу возможность справиться с собой.