Берлинский фокус
Шрифт:
– Ты должен прийти завтра, Дикс, это гениально, все в восторге.
– Ладно, – равнодушно сказал Дикс, разглядывая девиц на сцене с каменным лицом, будто уже видел их раньше и с тех пор они недостаточно над собой поработали. – Ну так как, Уильям, они хотели увидеть чудо или расчлененку?
– По-твоему, это не извращение?
Лицо Дикса оставалось серьезным, а глаза скрывались за очками.
– Возможно, и что с того?
Сильви кровожадно улыбнулась, в полумраке блеснули белые зубы.
– Они хотят видеть, как ты убиваешь
– Есть люди, готовые отдать за это большие деньги, неторопливо произнес Дикс и посмотрел мне прямо в глаза. Наверное, знает, о чем говорит, подумал я.
– Извращенцы.
– Богатые извращенцы. – Он затушил окурок в пепельнице и медленно поднял глаза на меня. – И лучше показать им фокус, нежели настоящее убийство.
– Ты знаешь таких людей?
Дикс пожал плечами:
– Их нетрудно найти. Надо серьезно все обсудить. Собрать нужных людей, заставить их поверить – и разбогатеть. Знаешь, Уильям, все мы немного извращенцы.
– Говори за себя.
– Ты – умирающий, Уильям. – Сильви наклонилась ко мне в порыве искренности, но, быть может, она просто была пьяна. – С самого рождения мы движемся к смерти.
Звучит как новомодные голливудские бредни. Я закурил.
– Тем более не стоит торопиться.
Сильви выхватила у меня сигарету:
– Ну, тогда бросай курить.
Единственный раз за вечер мы все рассмеялись. Но даже глядя на Сильви, улыбающуюся мне сквозь дым украденной сигареты, на Дикса, которому почти удалось изобразить добродушие, я думал о том, есть ли в округе другие ночные заведения и не удастся ли мне свалить в какой-нибудь тихий бар. Сильви и Дикс переходили с английского на немецкий. Я немного послушал, наблюдая за танцовщицами, затем встал и, шатаясь, пошел по залу.
Развязная морячка сидела на табурете у бара, демонстрируя длинные ноги. Наверное, для балерины она была слишком высокой, но меня ее рост устраивал. Я не смотрю на высоких девушек свысока. Бармен протирал стаканы в другом конце стойки, но я нарочито заинтересовался сваленными в круглый аквариум спичками рядом с танцовщицей. Я взял картонку со знакомой девицей в бокале шампанского, прикидывая, насколько же я пьян. Потом взгромоздился на табурет, держась за стойку, чтобы не упасть, и понял, что в дымину. Хотя человек, способный забраться на барный стул, еще не потерян для общества. Я опробовал на морячке всю мощь легендарной улыбки Уильяма Уилсона и сказал:
– Отличная песня.
Вблизи толстый слой сценического макияжа выглядел устрашающе. Пудра забилась в складочки вокруг рта и морщинки в уголках темных глаз, припорошила пушок над верхней губой и на щеках. Она выглядела на десять лет старше, чем на сцене, хотя мне все равно не по зубам. Она слегка кивнула, но не удостоила улыбкой, которой сверкала все выступление:
– Спасибо.
Чудный акцент. Грета Гарбо, Марлен Дитрих и Ингрид Бергман в одной паре прекрасно настроенных связок. Бармен вопросительно взглянул
– Ein bier, bitte, – сказал я, довольный своим немецким, и повернулся к девушке с коронной репликой: – Могу я тебя угостить? – Она колебалась. Я заметил, что она смотрит на поглощенных беседой Дикса и Сильви, поймал ее взгляд и заставил смотреть на меня. – Пение, должно быть, иссушающий бизнес.
Никакого гипноза, я играл на ее воспитанности – и успешно.
– Почему бы и нет.
Интересно, надела ли она трусики и добавит ли мне очков статус иностранца. Балерина сказала что-то бармену и повернулась ко мне:
– Так ты из Лондона?
– Из Глазго. – Она растерялась. – Шотландия – ветер, снег, дождь, клетчатые пледы, хаггис, [19] килты и все такое. – Она кивнула, и я добавил: – Мы тоже не носим трусов под килтами.
Морячка притворно ахнула и засмеялась, прикрыв рот рукой, как гейша.
– Значит, у нас есть что-то общее.
– Ага, отмороженные задницы.
Она усмехнулась. Ценю усилие.
– Меня зовут Уильям, Уильям Уилсон.
19
Хаггис– бараний рубец, начиненный потрохами и овсянкой.
Я протянул руку, и она мягко ее пожала:
– Зельда.
Подходящее имя, интересно, давно ли она его носит. Бармен вернулся с высоким граненым бокалом чего-то розового и шипучего и назвал цену, достойную эликсира жизни. Я выложил на стойку пятьдесят евро, Зельда подняла бокал и бодро сказала:
– Prost! – Она пригубила коктейль и одарила меня улыбкой, за которую не жаль денег. – Приехал посмотреть Берлин?
– Я здесь работаю, выступаю в «Хамелеоне». На этот раз она улыбнулась искренне:
– Знаю это место. – Она стерла со щеки воображаемое пятно и метнула взгляд на Сильви и Дикса. – Сильви танцует там?
Ее нарочито равнодушное любопытство заставило меня насторожиться.
– Сильви – моя прелестная ассистентка. – Я улыбнулся и протянул ей веер появившихся из воздуха спичек. – Я фокусник.
Зельда захлопала, но удивил ее не мой трюк.
– Сильви больше не танцует?
В голосе звучало злорадство, но, быть может, и обычное удивление. Я решил защитить репутацию Сильви.
– В номере много танцев.
– А. – Она поднесла бокал ко рту, и я подумал, хватит ли у меня денег на второй. – Вы, наверное, недолго вместе.
– Сегодня было первое шоу.
– Так вы празднуете.
– Точно. – Зельда взглянула на наш столик. Дикс и Сильви близко склонились друг к другу, поглощенные разговором. – Вы знакомы?
Зельда натянуто улыбнулась:
– Немного.
– Тогда присоединяйся к нам.
Она напряглась.