Берлинский фокус
Шрифт:
– Танцовщицы должны высыпаться. Одного бокала достаточно.
Я глотнул пива.
– У меня на родине говорят: «Стакана много, бутылки мало».
Зельда допила розовую дрянь.
– Ты, по-моему, хороший парень. – Она помолчала. – Сильви – отличная танцовщица, с ней весело…
– Но?
Зельда пожала плечами:
– Всегда есть что-то за пазухой.
Да, у тебя там много интересного. Я не стал озвучивать свое мнение и вместо этого с любопытством спросил:
– А у Сильви? – Зельда замялась, и я добавил: – Мне
Она взяла пустой бокал, разглядывая ножку, избегая смотреть мне в глаза.
С Сильви всегда что-то случается. Иногда бывает забавно.
Она наконец посмотрела на меня, подтверждая, что они с Сильви действительно неплохо веселились.
– Но иногда не так уж и забавно?
Зельда выдержала мой взгляд.
– Иногда совсем не забавно, да. – Она улыбнулась. – Мы дружили. По-настоящему. – Она снова оглянулась на Сильви и Дикса. – Знаешь, как у нас бывает, дружба меняется от шоу к шоу, и Сильви… В общем, у нее есть пристрастия, из-за которых с ней сложно долго дружить.
Я кивнул, чтобы она продолжала, пытаясь понять, личная у нее неприязнь или профессиональная. Зельда взяла сумочку с соседнего стула. Джентльмен, наверное, помог бы ей спуститься с высокого табурета, но я медлил, и она изящно соскользнула без моей помощи. Юбка слегка задралась, обнажив голые бедра. Она стояла в полный рост, возвышаясь надо мной, но я по-прежнему держал ее взгляд.
– Так Сильви ушла?
Зельда отвела глаза:
– Ушла, да.
По ее тону я кое-что понял. Что бы там ни случилось, Сильви ушла не сама.
– Видимо, большего ты мне скажешь?
Зельда посмотрела за мое левое плечо. Я обернулся и увидел Дикса. Он что-то мягко сказал Зельде по-немецки и обратился ко мне:
– Еще по стаканчику?
– Конечно.
Он посмотрел на Зельду, но она качнула головой:
– Мне пора.
Я взял стакан, предложенный Диксом, мысленно проклиная его вмешательство. Морячка покупала в баре сигареты. Я наклонился к ней:
– Может, придешь на мое шоу?
– Может.
– Я занесу тебе как-нибудь пару билетов.
– Ладно. – По ее холодной улыбке я понял, что могу не утруждаться. Видимо, я не сумел скрыть разочарование – она наклонилась, поцеловала меня в щеку и шепнула на ухо: – Будь осторожен, Уильям.
Сквозь сценический пот я ощутил сладкий аромат духов.
– Само собой, – усмехнулся я. – Конечно, буду. Ведь я чужак в чужом городе.
Я не дождался улыбки. Она взглянула на Дикса, направлявшегося к столу с выпивкой, и понизила голос:
– Тем более не стоит усложнять жизнь и связываться с незнакомцами.
Я смотрел, как стройная фигурка пробирается к выходу. Вышибала открыл дверь, она улыбнулась мне и сверкнула на прощание голой попкой. Дверь захлопнулась, она ушла. Я прикончил пиво, заказал еще и вернулся к Сильви и Диксу.
Дикс принес Сильви очередной кувшин вина, но сам сидел с пустым стаканом. Я
– Как ни печально, мне пора.
– Дикс очень занятой человек. Ему и карты сдавать, ему и банк брать.
Сильви говорила с трудом, но еще держалась.
На сцену вышел Бодо в блестящем жилете и галстуке-бабочке. Он застенчиво улыбнулся и начал петь под фонограмму «Вот было времечко». [20] Он дергался под музыку, как Стиви Уандер за роялем. От волнения он пел слишком высоко и все мимо нот. Ему пора забыть о мускулах. В случае заварушки ему достаточно будет просто запеть.
Дикс надел дорогое пальто, как раз когда вышибала взял пугающе высокую ноту.
20
«Those Were the Days My Friend» – англоязычная версия русской песни «Дорогой длинною»; текст приписывается Джину Раскину. Наиболее известна в исполнении Мэри Хопкин.
– Удачное время ты выбрал, – кивнул я на сцену.
Дикс пожал плечами:
– Дела.
Он на мгновение положил ладонь на голову Сильви и тут же поднял, махнув на прощание. Благословение, почудившееся мне в этом жесте, вызвало у меня приступ тошноты.
– Увидимся, – бросил я.
Он наклонился ко мне:
– Не забудь, нам надо поговорить, мы заработаем кучу денег.
Дикс снова погладил Сильви по голове, но она отвернулась, словно решение Дикса уйти сразу вычеркнуло его и все прощальные сцены.
– Бедняга Бодо, он так любит петь, – усмехнулась она.
Вышибала затянул припев:
Вот било времецка, Думаль, не концица…Судя по чудовищному немецкому акценту, он учил слова на слух. Как бы то ни было, недостаток таланта он компенсировал искренностью. Слеза скатилась по его напудренной и нарумяненной щеке. Блестящие глаза подкрашены тушью, губы в вишневой помаде. Словно опошленного Пиноккио-переростка выбросили в мир без надежды вернуться к Джипетто. Шоу безумной куклы, подтверждающее, что все боги умерли.
– Мне нравится Бодо, хотя он всего лишь грубая, безголосая пародия на вышибалу, – снисходительно сказала Сильви.
Ее голос снова звучал громко. Бодо сверкнул на нас глазами. Может, он и услышал ее слова, но продолжал петь, содрогаясь в эпилептическом танце. Он сбросил пиджак и остался в манишке, закрепленной тонкими ремешками на спине и талии. Бодо тянул припев:
Да-да-да-да-да-да…Он расстегнул ремешки и швырнул нагрудник в сторону бара, обнажив безволосую грудь с неестественно красными сосками вероятно подкрашенными помадой.