Берсеркер (др. перевод)

Саберхаген Фред

Томас посмотрел на этого человека и решил продолжать дерзить; такой подход обычно приносил ему неплохие результаты.

— Более уважительно? Я теперь бог, разве не так? Или, по крайней мере, полубог. А ты выглядишь всего-навсего обычным человеком.

— Он говорит правду! — сурово сказал Лерос человеку со стены.

Тот сердито нахмурился, но, прежде чем он успел что-нибудь сказать, по площади пробежал ропот, и все насторожились. Какой-то молодой жрец открыл изнутри самые маленькие и наиболее причудливо изукрашенные внутренние ворота. За воротами обнаружилась аккуратная, усыпанная гравием дорожка. Зашуршали

чьи-то шаги, и в воротах появился высокий мужчина с лицом, напоминающим череп. В его одежде было больше пурпурного цвета, чем белого. По реакции окружающих Томас понял, что это, должно быть, и есть Андреас.

— Ты, наверное, Томас Хватала, — сказал верховный жрец и приветливо кивнул Томасу. Он говорил уверенным голосом человека, привыкшего, что от него зависит все вокруг. — Насколько я понимаю, ты закончил турнир чуть раньше, чем полагалось по расписанию. Мне очень жаль, что я все пропустил, а особенно — последнюю схватку. Но это неважно. Главное, что Торун доволен. — Андреас снова кивнул и улыбнулся. — Он настолько доволен, что решил оказать тебе особую честь, даже превыше той, которую обещали тебе сначала.

Это было уже немного лучше. Томас слегка поклонился верховному жрецу, потом выпрямился еще больше, чем раньше.

На лице-черепе появилась хищная улыбка.

— Ты будешь сражаться в бою, о котором любой истинный воин может только мечтать. Надеюсь, ты готов к нему. Конечно же, ты, как истинный воин, должен быть готов.

— Я готов! — прорычал Томас, мимоходом мысленно выругав себя за первые, чересчур мягкие слова. Надо ж так сглупить! — Но я с боями уже покончил — ведь турнир Торуна уже завершен. Я выиграл его!

Он услышал, как все вокруг затаили дыхание. Очевидно, никто еще не смел разговаривать подобным образом с господином мира, верховным жрецом Торуна. Но Томас не собирался склонять голову и вести себя подобно всем прочим. Нет уж, не в этот раз. Он должен занять место, которое заслужил по праву.

Андреас метнул на наглеца сердитый взгляд и подбавил стали в свой голос:

— Ты будешь сражаться против самого Торуна. Или ты хочешь сказать, что предпочитаешь вступить в его чертоги живым, с кровью, спокойно текущей у тебя в жилах, и неповрежденным телом? Я не могу в это поверить!

Ропот сделался громче. Послышались слова и предположения. Что имеет в виду верховный жрец? Неужели сюда действительно идет Торун, чтобы вступить в поединок со смертным человеком?

Для Томаса такое предположение не имело ни малейшего смысла, и происходящее сразу же ему не понравилось. Но, посмотрев на умного и опытного верховного жреца, который сохранял полное самообладание. Томас решил, что всякая дерзость имеет свои пределы. Он слегка поклонился Андреасу и произнес:

— Сэр, можно я скажу вам пару слов наедине?

— Ни единого слова больше не будет произнесено ни тобою, ни тебе, — негромко отозвался Андреас. Он слегка повернул голову, прислушиваясь, и снова улыбнулся.

Из-за спины Андреаса послышался шорох гравия — словно кто-то приближался размашистым шагом. Походка должна была быть невероятно тяжелой, чтобы заставить гравий так хрустеть. Потом над невысокой стеной показалась макушка — спутанная копна темных волос. Судя по шагам, ноги тем временем касались дорожки, до которой было добрых метра три. Ни один человек не мог быть таким высоким. Томас ощутил непривычную

слабость в коленях и на мгновение поверил, что его в конце концов погубил его же собственный цинизм. Наивные благочестивые дурни оказались правы. Должно быть, сейчас следом за Торуном появятся все, кто погиб на турнире, был расчленен, сожжен или закопан в землю по пути наверх, — сейчас они появятся, смеясь на ходу...

Невероятная фигура возникла в воротах напротив Томаса и стала выходить наружу.

Это был Торун.

 Глава 13

Буйные темные волосы Торуна были перевязаны золотой лентой. Меховой плащ, хотя и был огромным, едва прикрывал громадные плечи. На поясе у Торуна висел изумительный меч длиной почти с копье Томаса. Все было, как в легендах. Но вот лицо Торуна...

Казалось, что Торун не видит ничего вокруг. Он смотрел поверх головы Андреаса, поверх головы Томаса, через все еще открытые внешние ворота (стоявший в воротах хромой раб с колотушкой разинул рот, словно думая, что взгляд бога устремлен на него). Казалось, Торун обводит своим ужасным немигающим взглядом весь мир. Остановившись, Торун застыл совершенно неподвижно. Он стоял как вкопанный, как будто был статуей.

Андреас ничего больше не сказал, или, если все же сказал, Томас не услышал его слов. Вместо этого верховный жрец поклонился, молча и подобострастно, хотя на губах его по-прежнему играла усмешка, и убрался с дороги бога.

Глаза Торуна шевельнулись, хотя голова и осталась неподвижной, и бог посмотрел на Томаса. Его глаза в буквальном смысле слова светились изнутри, подобно тому, как глаза некоторых животных светятся ночью. Свет в глазах Торуна был красно-оранжевого оттенка. Быстро оглядевшись по сторонам, Томас увидел, что взгляд бога сосредоточен на нем одном — никто больше не стоял рядом с ним. У одной из стен, окаймляющих площадь, Томас заметил Лероса. Бывший жрец-распорядитель согнулся в глубоком поклоне, как и множество других людей на стенах и на площади.

Теперь на них смотрели десятки людей, и в белых одеяниях, и в сером тряпье. Те, кто стоял посреди площади, теперь разбегались, стараясь забраться повыше и не оказаться на пути у божества. На всех лицах застыл благоговейный ужас. Почти на всех. Один лишь Фарлей был безучастен.

Теперь Торун ступил вперед. Несмотря на то что его движения были проворны и казались достаточно естественными, если не сказать грациозными, почему-то сохранялось впечатление, будто смотришь на статую. Возможно, причина крылась в лице — абсолютно нечеловеческом, хотя черты его и были совершенно правильными. Это лицо не было похоже на лицо бога — если только предположить, что боги были чем-то меньшим, чем люди, что они, строго говоря, не были живыми.

Но шагал Торун размашисто и весьма целеустремленно. Томас, видя, как бесконечно долго меч покидает ножны, вовремя успел сдвинуться с места. Он отпрыгнул, уклоняясь от прочерченной мечом дуги, и меч с мягким и печальным вздохом скользнул мимо — а ведь такой удар мог бы скосить человека, словно травинку. Вслед за этим губы бога войны наконец-то разомкнулись, и из них вырвался оглушительный боевой вопль. Это был странный и ужасный звук, такой же нечеловеческий, как и горящие, немигающие глаза на безжизненном лице.