Берта Берс. В сетях шпионажа
Шрифт:
V. ГАЛЛЮЦИНАЦИЯ КУСАЕТСЯ
Назавтра к приходу Переверзева была приготовлена стенографистка. Усыпленный инженер, сидя в кресле, ясно выговаривая слова, диктовал наизусть то, что успел написать до сих пор.
Поразительна сила гипнотизма: ведь в бодрственном состоянии Илья Петрович, хоть убейте, не смог бы так гладко припомнить наизусть фразу за фразой весь свой сложный, с массой чертежей и планов доклад.
— Завтра в семь вы принесете сюда портфель, в котором будут чертежи
Илья Петрович раскрыл глаза и увидел Берту. Сегодня сна появилась без музыки, без танцев. Она просто подошла к инженеру, села на ручку кресла, положила руки на плечи и просто, участливо спросила:
— Ну, что, дружок, тебе лучше?
Он ловил ее руки, покрывая поцелуями, по-детски доверчиво глядел ей в глаза и все повторял:
— Берта! Берта!.. Где ты была эти часы, когда мы не виделись?..
— Илья! Я летела в поезде-экспресс к Берлину… Я спешила увидать своего кайзера… Но в назначенный час я опять с тобой…
Она обняла его голову, а он рыдал от избытка счастья на ее груди:
— Я знаю, что ты — мечта, бред, галлюцинация, но… как поразительно реальна она…
— Илья, какой ты смешной, какой ты глупый… Дай руку, я ее укушу… Тебе больно, больно?.. Ну, может ли галлюцинация кусаться… Смотри, остались следы моих зубов. И они не исчезнут в течение нескольких дней…
— Но как же ты можешь в одно и то же время быть и в Радоме и здесь…
— Ах, милый, для любви все возможно.
— Так любишь? Любишь? — и бородатый ребенок со слезами счастья ластился к ней: — Ах, не все ли равно, мечта или явь!
Эти два дня он все время не узнавал себя — словно помолодел, а молодость верит сказке.
И опять в самый разгар ищущей своего разряжения страсти она ускользнула…
Ку-ку!.. Ку-ку!..
И он остался один во мраке,
— Встаньте!
Они вышли с Таубе в салон.
— Что это у вас с рукой?
Переверзев вспыхнул.
— Так… ничего… Должно быть, я в трансе себя укусил…
На руке алел укус Берты, — два ряда четких ровных зубов.
— Это невозможно. В моей практике не было ни одного случая, чтобы загипнотизированный мною субъект причинил своему телу какой-нибудь вред.
Через неделю весь секретный доклад был переписан, все планы сняты и… Переверзев никому больше не нужен.
Таубе внушил ему, чтобы он забыл о Берте, о сеансах, о нем. И инженер перестал бывать.
VI. НАДО БЕЖАТЬ!
Однажды ночью Берта слышит стук в дверь ее комнаты.
— Берта, отоприте! Мне надо сказать вам два слова! — раздался голос Таубе.
— Говорите, я расслышу и сквозь дверь!
— Мне надо вас видеть!
— Но я уже разделась!
— Тем лучше!
— Нахал! Пошел прочь!
Завтра же надо уехать
Почувствовав опасность, Берта решила бежать. Но такие особы, как она, без боя не сдаются.
Берта понимает, что Таубе покушается именно на ее честь и вспоминает те два-три случая, когда попытка усыпить ее ему не удалась. Сейчас ее интересует главным образом вопрос о том, возможно ли загипнотизировать данного субъекта против его воли.
Большинство авторитетов говорит, что невозможно.
Не может, кажется, гипнотизер и обыкновенный сон перевести в гипнотический.
Берта облегченно вздохнула:
— Ну, а если это так, мы еще поборемся!
Она вспомнила, как Фридрих, потирая от удовольствия руки, говорил ей с месяц тому назад:
— Молодец Таубе! Чистота работы!.. Только бы какая-нибудь баба не забрала его в руки!
Берта изумилась:
— Что может сделать женщина с таким сильным волей мужчиной?
— Все. Влюбится Самсон, и потеряет силу. Из двух видов порабощения чужой воли — любовь и гипнотизм — я думаю, что первый могучее… Чары любви и чары гипноза так похожи друг на друга. И тот же Таубе, влюбившись в какую-нибудь краснощекую Акулину, может стать рабом ее хотений и изменить нашему делу и выдать всех нас…
Еще Фридрих говорил как-то:
— Сильные мужчины — сильнее влюбляются, а слабые — сильнее противостоят женским чарам.
Берта хотела позвонить Людмиле, чтобы та приехала.
Лакей таинственно сказал:
— Телефон занят! Не пожелаете ли, фрейлейн Берта, подождать вот здесь, во внушительном кабинетике…
Он указал на раскрытую дверь небольшого изолированного кабинетика, служившего для внушения особо важным особам.
Она вошла в него и в раздумье села в глубокое удобное мягкое кресло, стоявшее посредине комнаты.
VII. БАРХАТНАЯ КЛЕТКА
Вся комната, потолок и стены обиты темно-зеленым плюшем.
Нога тонула в темно-зеленом плюшевом ковре. Едва Берта вошла, как дверь, тоже обитая темно-зеленым плюшем, беззвучно захлопнулась за ней, причем так плотно, что нельзя было на глаз различить линию косяка, словно никакой двери и никакого отверстия в этой плюшевой коробочке никогда и не было.
Свет падал только из лампиончика на потолке и освещал единственную мебель этого кабинетика, шезлонг, на который присела Берта.
Когда пациент ложился на это кресло, удобно закинув голову назад, свет лампиона озарял его лицо. Таубе нажимом на неприметную кнопку в стене превращал этот лампион в одну светящуюся точку, на которой и фиксировал свое внимание пациент.
Шаги, стуки, движенья, слова, — все звуки глохли в гуще плюща. Взгляд тоже тонул в темнозелени и поневоле тянулся к светлой точке.
Берте стало жутко. Она вскочила с кресла и пошла к двери. Но где дверь? Она обошла вдоль всех четырех стен, шаря рукой, не было и намека на дверь.