Беру тебя напрокат
Шрифт:
Теперь от стыда мне хочется провалиться сквозь землю и страшно, что Петров сейчас возомнит о себе невесть что. Например, решит, что я влюблена в него, раз отдалась, несмотря на девственность. Решит, что он просто неотразим.
Ну вот как меня угораздило-то, а? Где были мои мозги, когда я позволила отнести себя на кровать и делать со мной все, что хочется? Я ведь серьезная здравомыслящая девушка, всегда думаю на три шага вперед…
Наверное, это все чувство вины. Все же Петров вступился за меня, за меня схлопотал по своей наглой физиономии. Когда я принесла ему
Сейчас, когда все уже позади, и мы валяемся на постели без сил, Петров даже не пытается скрыть самодовольства. Вид у него, как у кота, которому наконец удалось свалить новогоднюю елку. Это ужасно бесит. Мне даже хочется треснуть Никиту подушкой.
Петров, кажется, не замечает моей досады. Он осторожно целует мою ладонь и пальцы, а потом спрашивает голосом доброго доктора:
— Было очень больно?
Я пожимаю плечами и пытаюсь натянуть на себя простынку. Больно было совсем капельку, а потом стало очень-очень приятно, но выкладывать это все Петрову? Пфф! У него и так корона с дом, и я не собираюсь «добавлять ему очков».
Воспользовавшись моим замешательством, Никита сует под простыню свою лапу и гладит меня по бедру. Совсем легонько, но мне так приятно, что хочется мурлыкать. Вот что за ерунда?
— Я рад, что ты носишь мой кулон, — говорит Никита с улыбкой, и я даже вздрагиваю, рефлекторно прикрываю украшение ладонью. Я и забыла, что оно на мне!
Когда кулон только доставили, я хотела сразу вернуть его Петрову, но… Доехала на лифте до его палубы и струсила. Меня бросило в дрожь при мысли о том, что нужно снова остаться с Никитой наедине. В общем, сначала я отложила возврат до лучших времен, а чуть позже мне захотелось дурацкий кулон примерить. Он, как назло, смотрелся на мне великолепно. Даже Женька присвистнула, а уж она в этом понимает. Короче, крутясь перед зеркалом, я вдруг подумала: а какого черта я буду париться с возвратом? Подарил так подарил.
Никита отодвигает мою ладонь от кулона и проводит по нему пальцами.
— Тебе идет…
Наверное, надо что-то ответить? Поблагодарить?
Я из вредности закусываю губу и молчу. Пальцы Петрова соскальзывают с кулона и поднимаются к моему лицу, очерчивают мои скулы и губы. А потом Никита как бы между делом интересуется:
— Как думаешь, это нормально, что мне сейчас хочется тебя удочерить?
— Что? — мои глаза, кажется, лезут на лоб.
— Ты такой цыпленок еще — тебя надо опекать.
Я резко сажусь и пытаюсь испепелить Петрова взглядом.
— Эй, я в хорошем смысле, — Никита тоже садится, придвигается ближе. — Просто ты, как все милые девочки, притягиваешь неприятности, а я не хочу оставлять тебя с ними один на один.
— Ничего я не притягиваю.
— Притягиваешь. Ты слишком доверчивая и бесхитростная, судишь людей по себе и не проявляешь с ними должной осторожности. А еще тебе не хватает жизненного опыта.
Мои щеки вспыхивают. Это он на девственность намекает, да? Вот же мерзавец! А ведь другой на его месте повел бы себя как
— Ника, ну что ты? Я не хочу тебя обидеть, — он смотрит на меня без тени усмешки, смотрит с надеждой. — Я просто… просто хочу взять над тобой шефство. Можно?
— Нет.
— А если я очень хорошо попрошу?
До того, как я успеваю что-то ответить, он прижимает меня к себе и начинает целовать. На мгновение у меня перехватывает дыхание. Внутренний голос вопит, что надо оттолкнуть Петрова, но мне так приятен его поцелуй, что я медлю. Говорю себе: вот еще пару секунд, еще мгновение, но время летит, а я все больше млею от удовольствия.
Когда поцелуй все же прерывается, Петров многозначительно смотрит мне в глаза:
— Ника, я все равно буду тебя опекать — это не подлежит обсуждению, а вот формат отношений ты вполне можешь выбрать сама. Так что давай решай, что ты предпочитаешь: удочерение или романтические отношения.
— А какие еще альтернативы у меня есть?
— Никаких, — Петров делает серьезное лицо, но в глазах его пляшут чертики.
— Удочерять меня уже поздно, — притворно вздыхаю я. — К тому же после того, что между нами было…
— Отлично! — деловито перебивает Никита. — Значит, у нас романтические отношения.
— Нет.
— Да.
— Нет, — с нажимом повторяю я. — Мы — коллеги. Просто слегка увлеклись сотрудничеством.
— Слегка?
Его руки скользят по моей спине, находят на ней самые чувствительные точки. А еще я чувствую, что Петров снова возбужден.
— Ты… ты хочешь еще раз? — мой голос предательски дрожит от предвкушения.
— Хочу. — На лице Никиты проступает целая гамма чувств: сожаление, тревога, желание. — Но давай подождем хотя бы до утра.
— Зачем?
— Боюсь снова сделать тебе больно.
Опять мы вернулись к этой щекотливой теме. Брр! Я выворачиваюсь из объятий Петрова и ускользаю в душ. Мне нужно хоть немного побыть одной, чтобы прийти в себя. А еще вода всегда меня успокаивает.
В этот раз она тоже хорошо на меня действует. Когда я встаю под прохладные струи, в голове сразу воцаряется странная легкость. Что случилось — то случилось, — думаю я. Ну и пусть Петров понял, что он у меня первый. Смысл убиваться по этому поводу? Раз у меня теперь есть доступ к такому шикарному телу, как у него, надо этим пользоваться. До конца круиза три дня — можно как следует набраться опыта. Кто знает, может, в ближайшие месяцы (тире годы) мне опять будет не до романтики.
Выбравшись из душа, я заматываюсь в полотенце и возвращаюсь в спальню.
— А где моя одежда?
— Какая одежда? — Лицо Петрова совершенно невозмутимо.
Я внимательно оглядываю комнату, но моего платья нигде не видно. В груди становится горячо от гнева.
— Отдай мои шмотки, гад.
Несколько секунд он что-то прикидывает в уме, а потом чуть наклоняет голову набок.
— Ты получишь их завтра утром.
— Что?
— Не хочу, чтобы ты сбегала. Я настроен встретить с тобой рассвет.