Бес специального назначения
Шрифт:
Как интересно! Вот вам и объективные, логически обусловленные причины появления в этом временно-пространственном периоде зулусов и русичей.
— Простите… — вякнул Степан Федорович. — А ваш… времеатрон рассчитан только на прошлое, или он способен обращаться к будущим временам? Не сочтите за дерзость, но… я хотел вас попросить об одной услуге… Мне бы домой вернуться…
Рейхсфюрер аж задохнулся от такой наглости:
— Услуга? Кому? Тебе, предатель? Какой неописуемый нахал!
— Ну, почему же я предатель? Что я вам такого сделал? Я вас вообще первый раз в жизни вижу!
— Молчи! — затопал ногами Гиммлер. — Не говори ни слова, а то меня
бездарный проект создания Машины смерти? По всему рейхстагу только и разговоров, что об этой Машине! Кто выписал у Бормана на затраты для конструирования три миллиона марок? Я пытался выкрасть чертежи, но не преуспел в этом деле по одной простой причине — никаких чертежей нет! Вообще ничего нет! Кроме одного-единственного идиотского рисунка! Никакой Машины смерти нет и быть не может! Ты, Штирлиц, глупая шпионская собака, строчишь насквозь лживые доклады, специально тянешь время, чтобы советские успели войти в Берлин!
— Я ничего такого не строчу! — закричал Степан Федорович. — Вы не понимаете! Не было никакого проекта! Это Михалыч виноват! Я слышал, как ему в дирекции говорили: зачем сразу три пьесы вести и одну постановку для подшефной школы, если можно вести одну-единственную пьесу, но хорошо! Вы ничего не знаете!
— Я все знаю! — бушевал рейхсфюрер. — Я знаю, больше, чем ты думаешь! Я за тобой следил, шпионская поганка! Я знаю, что ты наладил контакт с племенем охотников за головами и тайно руководил их вредительской деятельностью! Я знаю, что ты завербовал дружину Златича и даже принял ратников в большевистскую партию, а воеводу назначил парторгом! Я знаю, что ты обещал рейху в скором времени закончить проект «Машина смерти», переломить ход войны и сделать фюрера властелином мира! А Златичу кто обещал мировое господство? Ты! А зулусам? Ты! Мне все известно! Обо всем этом я представил развернутый доклад — и что же? Заклеймен как завистник и предатель и брошен в темницу! Вместе с обломками моего гениального времеатрона! И никто, никто, кроме меня, даже и не догадывается об истинной твоей сущности! Солдаты! Сейчас на ваших глазах правосудие нако-нец-то свершится! Подлый шпион Штирлиц, посмотри на меня! Посмотри в лицо своей смерти!
— Пожалуйста, не надо! Уберите пистолет! Подождите… Ну, хотите, я выдам вам какую-нибудь советскую военную тайну?
— Попробуй! — рыкнул Гиммлер, щелчком снимая рычажок предохранителя.
Степан Федорович скривился от чудовищного умственного напряжения.
— Скорее, иуда! — взмахнул пистолетом рейхсфюрер.
— Иосиф Сталин — женщина! — выпалил мой клиент. — И усы у него накладные!
— Опять издеваешься, предатель? Молчать! Стой прямо! Прямо! Где три миллиона марок?! Где золото партии?
— Дайте мне минутку подумать, и я вам…
— Пропиты с растратчиком Борманом, до которого я тоже доберусь! Где твоя хваленая Машина смерти?! Ну хотя бы экспериментальная модель? Ну хотя бы чертежи? Ну хотя бы винтик от нее покажи, бездарь! Что? Нет у тебя никакой Машины! Ничего, кроме дурацкого рисунка механического человека с рожками! Слушай меня, гнилая душонка! Я мог бы простить тебе издевательство над собой лично! Я бы простил и то, что ты своими пакостями и интригами разлагаешь рейх, наносишь родной Германии непоправимый вред — в конце концов, это твоя работа! Но одно я тебе никогда не прощу. Именно за это ты получишь сейчас пулю в свой враждебный большевистский лоб!
— За что?..
— За то, что ты свою кретинскую несуществующую
— Адольф!!! — завопил Степан Федорович, рванувшись из рук мертвецов. — Адольф!!!
Вспомнил обо мне наконец. Я и сам ждал удобного момента для наиболее эффектного появления. Честно признаться, я надеялся, что герр Генрих отправит отряд зомби куда-нибудь подальше на исходные позиции, чтобы никто не мешал ему в полной мере насладиться местью. Но Гиммлер что-то не спешил оставаться наедине со своим пленником. В чем-то я его понимаю. Посидишь полгода в подземелье, живых людей не видя, и обществу мертвецов рад будешь. А уж зомби — какая благодарная аудитория! Пламенные речи слушают внимательно, не хихикают, не шушукаются, даже не мигают. Аплодируют бурно и по команде. Идеальные слушатели для настоящего оратора.
Только вот сражаться с мертвецами, скажу вам серьезно, вовсе не интересно. Нечувствительные к боли, не поддающиеся страху, они всегда прут напролом и предпочитают лечь костьми, но не сдаться в плен и не отступить. Тяжко мне будет.
Но делать нечего; подписал договор — изволь выполнять условия. Вон — господин рейхсфюрер уже, облизываясь, наводит пистолет на Степана Федоровича, медленно, со вкусом передергивает затвор, явно наслаждаясь неторопливыми своими действиями, взводит курок, прищуривается, отступает на шаг. А несчастного Степана Федоровича как заклинило. Обвиснув в руках мертвецов, словно белье на просушке, он орал что было сил:
— Адольф! Адольф! Адольф!
Обломки стола, ножки стульев, разбитые вдрызг Колбы и переломанные штативы разлетелись в разные стороны, когда я вскочил с пола и предстал перед присутствующими во всей своей бесовской красе с криком:
— А вот он я!
Зомби, как того и следовало ожидать, на мое появление никак не прореагировали. Но Гиммлер-то был вполне живым человеком! Реакция герра Генриха превзошла все мои ожидания. Пистолет дрогнул в его руке, очки перекосились, кустистые брови поползли вверх и, вопреки законам анатомии, остановились только высоко на лбу, почти под головным волосяным покровом. Нижняя челюсть отвалилась до кадыка.
— Этого не может быть… — пролепетал он, зацепившись взглядом за мои рожки. — Этого… тебя же нет… Машина смерти!
Я едва не расхохотался. Вот он за кого меня принял!
— Адольф! Адольф! Адольф! — надрывно визжал Степан Федорович.
— Машина смерти Адольф… — выдохнул рейхсфюрер.
Надо отдать должное Гиммлеру. Несмотря на остолбенение, он кое-как справился с собой, повернул в мою сторону дуло пистолета…
— Полегче! — забеспокоился я. — Убери пушку! От моего восклицания рейхсфюрера передернуло.
Оружие выпало из его рук, звякнуло, подпрыгнув на каменном полу подвала, почти неслышно щелкнул взведенный курок — и тут же громыхнул выстрел. Пуля мышкой шмыгнула у меня между ног, тонко цвиркнула о стену и отрикошетила точнехонько…
— Адовы глубины!!! — взвыл я, подпрыгнув так, что рожками царапнул потолок.
… прямо мне под хвост!
От моего рева с потолка посыпались осколки камня. Я сразу вспомнил сражение Филимона с гуннами, но даже это приятное воспоминание ничуть меня не успокоила. Зад жгло огнем. Боль толчками распространялась по всему телу, которое категорически отказалось меня слушаться, враз обретя собственную волю.