Бес специального назначения
Шрифт:
— А в чем, собственно, дело? — закричал Неистовый Дикий Кот, явно придерживающийся мнения, что лучшая защита — это нападение. — Гуляем по вечернему Берлину. Ко мне приятель приехал с далекой периферии, я ему город показываю!
— Уганка! — в один голос завопили уна-уму.
— Кто из концлагеря сбежал?! — перешел в наступление Гиммлер. — Я из концлагеря сбежал?! Я простой обыватель, мне ваша политика до лампочки. Я невоеннообязанный по плоскостопию, а этот мундир обменял на рынке на десяток яиц и две булочки! Я буду вашему командованию
— Уганка! — пять ассагаев уперлись Генриху в грудь, и он тут же заткнулся.
Нас быстро окружили. «Лучше бы мы прорывались с боем», — тоскливо подумал я, увидев, как через кольцо оцепления пробился здоровенный негр, на две головы возвышающийся над своими товарищами.
— Уганка! — повторил он, тыча в нас пальцем.
— Скажите, пожалуйста, что значит эта ваша «уганка»? — смиренно спросил я.
— Грех, — перевел Гиммлер. — Или вообще любое нарушение общепринятых правил.
— Белые свиньи нарушили приказ Ука-Шлаки! — прорычал в подтверждение черный здоровяк. — За это нет прощения!
— Я ничего не нарушал! — категорически заявил Гиммлер. — Кстати, что за приказ?
— Белые свиньи не имеют права появляться на улицах нашего города! — тут же просветил нас верзила. — Видите знак? — Он указал на стену ближайшего здания, размалеванную диковатого вида пиктограммами, и сразу расшифровал: — Здесь написано: «Только для черных! »
Гиммлер со стоном схватился за голову:
О, какой позор!
А я поинтересовался, кивнув на стариковскую пару:
— А они как же?
Старики обернулись. Он сдернул кепку, она сняла шляпу с вуалью. Чернокожие! То есть не совсем чернокожие… Лица стариков густо были измазаны ваксой.
— Лишь в таком виде белым недочеловекам разрешено показываться в публичных местах.
А я еще удивлялся, что на улицах города ни одного белого!
Уна-уму зашумели:
— Содрать кожу живьем!
— Разрубить на куски!
— Затравить собаками!
— В общий котел! — предложил кто-то наиболее прагматичный.
— Уна-уму — не дикари, а цивилизованная раса, — строго прервал прения здоровяк. — Казнь пройдет по инструкции. Просто вспорем животы, набьем их птичьим пометом, отрежем головы, а тела утопим в нечистотах. Смерть белым недочеловекам!
— Постойте! Давайте уладим все миром, ладно? Посмотрите на рейхсфюрера! Какой же он белый? Он весь позеленел, как кузнечик, от страха.
— Не от страха, а от праведного гнева, — с достоинством поправил Гиммлер.
— А я? Разве я вообще человек? Обратите внимание — рожки!
— Ну и что? — хмыкнул верзила-главарь. — Рожки, ножки… Все белые на одно лицо.
— У меня и хвост есть! Хотите, спущу штаны?
— Животное бесстыдство белых не знает границ.
— Вы меня не запугаете, зверюги! — снова взорвался Генрих. — Я вам не какая-то обезьяна, чтобы из меня чучело делать! Требую обращения с военнопленными, оговоренного в условиях Женевской конвенции!
— Между прочим,
— И вообще! — вовсю раздухарился рейхсфюрер. — Уберите свои копья! Нечего тут глазами на меня сверкать! Я на вас на всех плюю, понятно? И на тебя, и на тебя… И на тебя! И на вашего Ука-Шлаки — тоже!
— Вот это правильно! — опять поддакнул я и тут же осекся, придавленный зловещей тишиной.
Воины уна-уму в благоговейном страхе рухнули на колени. Лишь главарь остался стоять, да и то — пошатываясь.
— Видал, как я их срезал? — горделиво осведомился Гиммлер. ' — Будут знать теперь, как с рейхсфюрером шутить!
— Оскорбление высшего существа… — побледневшими губами выговорил главарь. — Белая собака посмела гавкать на великого Ука-Шлаки…
— Достоин самой ужасной смерти! — прошелестело по рядам чернокожих.
— Пусть их души пожрет Ука-Шлаки! — громыхнул главарь.
— Погодите! — закричал я, стряхивая со лба капли пота. — Не будьте же дикарями! Где ваш цивилизованный гуманизм? Разве так можно с пленными обратиться? Мы не какие-нибудь рядовые, мы… Между прочим, вот этот бородатый тип — знаете, кто такой? Сам рейхсфюрер! И его без суда и следствия казнить? Требую аудиенции с Ука-Шлаки!
— Никому из смертных не разрешено видеть Ука-Шлаки! Один вид его способен…
— Да-да, я и забыл… Нам бы только поговорить. А смотреть — уж ладно, не будем. Лично я могу зажмуриться.
— Великому Ука-Шлаки нет дела до мелких нарушителей, — подбоченился главарь. — Великий Ука-Шлаки… Великий Ука-Шлаки…
Гиммлер охнул. Я заозирался, стараясь понять, почему чернокожего воина заклинило, словно старую грампластинку.
— На колени, смертные! — раскатилось по площади. — Великий Ука-Шлаки идет!
Четыре мускулистых черных воина подволокли к нам большой паланкин, поставили на брусчатку и рухнули ниц, уткнув лица в ладони. Все присутствующие тотчас последовали их примеру, причем здоровенный главарь, упав сам, пригнул за загривок и слабо затрепыхавшегося Гиммлера. Все это было настолько устрашающе, что даже природное любопытство не заставило меня остаться стоять, когда занавесь паланкина отодвинулась…
— А бес может подняться! — самодовольно прозвучал знакомый голос.
Опасливо я приподнял голову. И тут же воскликнул:
— Хранитель!
— Сам ты хранитель, болван, — отозвался, усмехнувшись носом, из открытого паланкина циклоп, завернутый в оранжевую тогу. — Честное слово, никогда такого глупого беса не видывал. — Хранитель! Надо же было на такую ерунду купиться…
— Ерунду?..
Наверное, я очень потешно закрякал, растерянно разводя руками, потому что циклоп от души расхохотался:
— А еще говорят, что завоевание мира — процесс опасный и трудоемкий. Да ничего сложного! Достаточно выстроить более-менее правдоподобную инсценировку, подтасовать события и погрузить в них в качестве магического катализатора тупоголового беса.