Бесценный приз

Милн Нина

— Спасибо. — Язык у нее слегка заплетался, но крепкий чай оживил ее и порадовал пересохшее горло. — Ну и… — Ухватившись за складки одеяла, она заставила себя поднять на него глаза. — Давай выкладывай. Что я натворила?

— А ты как думаешь?

Она напивалась редко, а если и позволяла себе выпить лишнего, то только с кем-то вроде Сьюзи, которой она безоговорочно доверяла. Известно, что алкоголь отключает сдерживающие центры и ведет к потере контроля. О чем она только думала?

Только бы ничего серьезного! Как будет

ужасно, если она переспала с Адамом и совершенно забыла обо всем! Нет. Это невозможно. В таком случае каждая клеточка ее тела запомнила бы все, что она испытала.

— Рассказывай. Что я вытворяла?

— Ничего такого ужасного. Честно. Мне даже понравилось спать с баррикадой посреди кровати. — Глаза у него сверкнули; как ни странно, веселые огоньки успокаивали. Адам ее дразнит; он не повел бы себя так, если бы она наделала глупостей — например, перелезла через баррикаду и набросилась на него.

Тревога вернулась, и Оливия облизнула внезапно пересохшие губы, когда она оглядела постель.

— Помогло?

— Да, помогло. — Его лицо вдруг стало непроницаемым.

Какая она идиотка. Как же, баррикада помогла; да в ней не было необходимости. Она выпила столько пива, что можно было вырубить целую футбольную команду! Этого хватило, чтобы избавиться от любого влечения. А теперь он еще и видит ее во всей красе. Она украдкой оглядела себя и поняла, что проспала всю ночь в чем была — в серой тунике и брюках. Костюм так помялся, что восстановлению не подлежал. Хорошо, что крепкий чай смыл отвратительный привкус во рту. Смотреться в зеркало не хотелось — вид у нее еще тот. Остатки вчерашнего макияжа; прическа «воронье гнездо»… Так что одно ясно: если Адам и испытывал к ней влечение, теперь все в прошлом. И это хорошо.

— Отлично. А теперь, если ты ненадолго меня оставишь, я попробую сделать из себя человека.

— Ладно, — кивнул он. — Через полчаса жду тебя в фойе.

Через полчаса она посмотрелась в зеркало. Хладнокровная, спокойная, уравновешенная. Никто не поверит, что женщина, чье отражение она видит в зеркале, способна на безумные пьяные выходки. Темно-синее платье без рукавов она выбирала, чтобы понравиться Зебу, но теперь платье напомнит Адаму, что Оливия — современный человек, у которого есть ипотека и свое дело. А вовсе не пьяная идиотка.

Она стянула вымытые волосы в высокий конский хвост, сунула ноги в темно-синие сандалии на низком каблуке, вышла из спальни и зашагала к фойе. Замедлив шаг, она попыталась подготовиться к тому, что сейчас увидит Адама. Похмелье прошло, и она невольно восхитилась им. Темные волосы влажно поблескивали после душа; темно-зеленая футболка восхитительно обтягивала мускулистую грудь. И бежевые шорты тоже удивительно шли ему… Как тут устоять? Оливия велела себе крепиться.

— Привет!

— Привет, — ответил он.

Темно-карие глаза оглядели ее с ног до головы; губы дернулись —

ей показалось, в презрительной усмешке. Как будто он точно знал, что значит ее внешний вид, и решил, что это полная ерунда.

— Какие планы на сегодня?

— Я хочу кое-что тебе показать, — сказал Адам, по-мальчишески улыбнувшись, и сердце у Оливии неожиданно екнуло. — Но сначала я попросил повара приготовить тебе особый завтрак. — Он протянул ей пластиковый стакан, до краев наполненный густой красной жижей. — Смузи из питайи и арбуза. В нем столько витамина С, что твое похмелье сразу пройдет.

— Ах… — На долю секунды в глазах у нее показались слезы, но потом здравый смысл возобладал. Какой Адам чуткий, заботливый! Но он — не мать Тереза. — Спасибо.

— Всегда пожалуйста. А теперь пошли!

Следом за ним Оливия вышла на улицу и прищурилась от яркого света. Он не спеша зашагал к машине.

Оливия устроилась сзади. Она мелкими глотками пила смузи и глазела по сторонам, любуясь видами.

Через десять минут они остановились у уединенной виллы, стоящей в стороне от дороги, в небольшой рощице. Адам первым спрыгнул на землю и обошел машину, чтобы подать ей руку, которую он так и не выпустил, пока вел девушку к вилле.

Деревянный дом стоял на сваях; изогнутая крыша оканчивалась широкими навесами.

— Приехали, — сказал он. — Наш дом на неделю.

— Ты серьезно?

— Совершенно серьезно. Готовка, уборка, пыль… Делай все, что хочешь. Я в твоем распоряжении.

«Все, что хочешь?!» С трудом взяв себя в руки, она смотрела на него в упор, угадывая, что для Адама это не просто прогулка, а нечто более серьезное.

— Зачем ты снял дом? Сам ведь говорил, что постоянное жилье тебе ни к чему.

— Ну да, верно. А ты очень хотела подниматься на сцену и играть на барабанах?

— Да нет, не очень…

— Так что — любезность за любезность. И потом, ты бросила мне вызов, а настоящие мужчины отвечают на вызов.

— Тогда веди меня, Мастерсон, и покажи мне дом.

Следом за ним она переступила порог виллы, вдохнув земляной запах джунглей, запах густой, пышной листвы.

— Дом принадлежит тетке Гэна, — объяснил Адам. — И сдает она его только тем, кого порекомендует Гэн, потому что хочет, чтобы дом сохранил свою карму.

Оливия прекрасно поняла, что имел в виду Адам. Вилла не походила на обычные дома, которые хозяева сдают туристам на время отпусков. Все комнаты оказались чистыми и светлыми, мраморные полы приятно холодили босые ступни. Разномастная мебель из тика и красного дерева; повсюду тайские статуэтки и гобелены. Пройдя анфиладу комнат, они вышли на широкую веранду с видом на море, от которого у Оливии перехватило дыхание. На веранде она увидела…

— Гамак! Адам, я всю жизнь мечтала о гамаке! — Она развернулась к нему и спросила: — Ты сам выбрал дом или тебе рассказал о нем Гэн?