Беседа вечером у гардероба (сборник)
Шрифт:
В субботу, в одиннадцать, когда она должна была в своем офисе пить первый чай, он послал ей с нанятым на вокзале пацаном обе видеокассеты и записку.
Проследил, как тот подошел к охраннику и показал бандероль и конверт.
Охранник осторожно взял бандероль, но поскольку кассеты были упакованы в прозрачный полиэтилен и были очень хорошо видны, тут же успокоился, повертел бандероль в разные стороны, взял конверт, где детским почерком с ошибками было написано «Лично в руки президенту фирмы компра, имеет государственную важность», дал щелчка пацану и, сунув все это себе в карман, продолжил патрулирование у входа.
Пацан, очевидно, посчитав, что ему мало заплатили, стал вымогать деньги еще и у охранника. Но тот, взяв его за шиворот, дал такого пинка, что шкет, шлепнувшись метра через три на асфальт, вскочил и стремительно скрылся.
Все.
Теперь на точку – и ждать.
Ждать, когда охранник сменится и, натешившись изучением конверта и кассет, передаст все это наверх. Побоится умолчать. При всей видимой простоте, бандероль явно содержала важную информацию, а люди кругом работали серьезные.
А
Едва охранник взял кассеты и конверт, он стер грим, отклеил усы и поехал из города к той загородной трассе, по которой вчера вечером укатил покровитель и где и она неминуемо должна быть.
Не доезжая с километр до поста ГАИ, он свернул в лес.
По лесной дороге выехал поближе к вершине холма.
Развернул машину, загнал ее под развесистую елку.
Глушить мотор не стал, оставил на холостом ходу.
Сам поднялся по склону метров на десять.
И осторожно выглянул из-за небольшого бугорка, обросшего плотным кустом орешника.
Пост ГАИ был как на ладони. До него было метров семьсот-восемьсот.
Положил рядом ружейный чехол.
Расстегнул его.
Достал пятизарядную австрийскую винтовку с великолепной объемной оптикой. Патроны к ней были не совсем обычные. Пули как пули, а вот гильзы увеличены почти вдвое. До километра с этой оптикой и такими патронами можно попасть человеку в глаз, а его мишень на этот раз была покрупнее – голова.
Приложился.
Через оптический прицел различил даже рисунок на погонах гаишников.
Проверил затвор и, приведя в боевую готовность, положил винтовку на чехол, накрыл ее шарфом и стал терпеливо ждать.
Понял он ее или не понял?Прошло часа два.
Для себя он решил, что будет ждать до упора, но в пять хотел сделать звонок в ее офис – проверить, там ли она еще.
Бензином он заправился, да еще в багажнике были две запасные канистры.
Кофе – полный двухлитровый термос.
И все же, как он ни ждал, как ни готовился, появилась она как-то неожиданно, вдруг.
В голове торжественно затикало – молодец, все верно! Она именно такая, он ее понял. Поднял винтовку, приложился, стал наблюдать через прицел.
У поста ГАИ разыгрывалась настоящая драма.
Сперва сержант-гаишник разговаривал с водителем, не вышедшим даже из машины, потом подошел офицер, забрал документы у сержанта. Вышел ее охранник с переднего сиденья, стал что-то объяснять офицеру. Тот убрал документы водителя, козырнул охраннику. Охранник полез за своими документами. Офицер забрал их и снова козырнул охраннику. Сержант стал обходить машину, заглядывая в темные окна. Вышел водитель «Мерседеса». Из коробки поста подошел еще один офицер. Чувствовалось, что разговор идет на повышенных тонах. Несколько раз все оборачивались на машину.
Наконец офицер повернулся и пошел к своей будке, позвав за собой водителя и охранника. И тут она не выдержала.
Открыла окно и, похоже, начала кричать. Все – и гаишники, и ее охрана – резко остановились, а сержант, стоявший у машины, наклонился к окошку, приложив руку к козырьку.
И тут он выстрелил прямо в ее открытый рот. Пуля отбросила женщину в глубину салона, разорвав ей шею.
Все разом повернулись на звук, в его сторону. Лишь сержант, ничего не поняв, продолжал тупо держать ладонь у фуражки. Но охранники уже выхватили пистолеты, один бежал к «Мерседесу», другой, выставив оружие в направлении леса, водил им туда-сюда, не понимая, откуда стреляли.
Он осторожно сполз вниз, бросил винтовку с чехлом и брезентовой подстилкой там, где лежал минуту назад. Подбежал к машине. Снял перчатки, отбросил. Отряхнулся, спокойно сел в машину и тихо съехал к трассе.
По ней он проехал немного в сторону города, затем развернулся и поехал в сторону поста ГАИ.
Проезд был уже перекрыт.
Перед постом стояли два «жигуленка» и бензовоз.
Он остановился, вышел и спросил у водителя бензовоза, что тут за суета.
– Да не поймешь ничего! Вон из той машины какую-то бабу вытащили, – шофер махнул в сторону перламутрового «Мерседеса». – Морда вся в крови, кажись, убил ее кто-то, а кто – непонятно. Все бегают, все с оружием, а чего бегают, опять же непонятно. – И, плюнув с досады крикнул: – Сержант, ехать надо! Давай пускай!
Сержант, спросив о чем-то офицера, дунул в свисток, махнул жезлом, и машины медленно тронулись.
Проезжая мимо сержанта, киллер притормозил и на нетерпеливый жест сержанта «проезжай», мол, спросил, открыв окно своей машины:
– Я врач, может, помощь нужна?
На что сержант ответил:
– Нет, покойнику врач не нужен. Проезжай.
Он надавил на газ. Закрыл окно, правда, не плотно и, обдуваемый холодным осенним ветром, помчался вперед – хоть и в объезд, но чтобы засветло все же попасть домой.
Оставалось еще убрать ее фотографию, она до сих пор стояла у него на столе.Месть
Тем утром я шел по коридору к себе в кабинет, и никакое шестое чувство мне не подсказывало, что в следующий раз я попаду в этот кабинет только через несколько лет.
Я весело здоровался со всеми работниками, которые попадались мне навстречу.
С некоторыми дамочками даже шутил.
Зашел в кабинет.
Открыл форточку.
Достал из кейса сигареты, закурил.
Мысли мои были заняты легкими, необременительными проблемами.
Минут через пятнадцать в дверь кабинета постучали и зашла одна моя знакомая – веселая брюнетка. Она работала где-то и торговле и, встретив меня с недели две назад на нашей центральной пешеходной улице, попросила взаймы. Так, не очень
И вот сегодня утром вдруг пришла ко мне в кабинет.
Я обрадовался.
Нет, не тому, что она мне, возможно, долг принесла. Деньги никогда не были для меня главным в жизни. Наверное, потому, что они всегда у меня были. Я просто обрадовался ей самой.
Радость свою я скрывать не стал. И ручку поцеловал, и комплимент сказал, и присесть пригласил, и коньячку с кофе предложил.
Но она на этот раз была какая-то не такая. Озабоченная, что ли…
Вынула конверт, сказала, что там вся сумма, и подала мне. Когда я его взял, она почему-то вспыхнула и пробормотала:
– Можешь не пересчитывать… там все.
Я несколько опешил и даже «спасибо» зачем-то ей сказал. А конверт бросил в стол.
Она же, не прощаясь, повернулась и вышла.
Мне тогда это все показалось довольно-таки странным.
Когда за ней закрылась дверь, я сел опять за свой стол, еще раз подивился её странному поведению, но долго переживать не стал. Только открыл я стол, куда бросил деньги, собираясь убрать их в бумажник, как дверь с грохотом открылась, и несколько человек в масках и пятнистых костюмах, с автоматами и пистолетами, ворвались в мой кабинет.
Меня уронили со стула, прижали к полу и, приставив к голове несколько стволов, приказали не шевелиться.
Откровенно сказать, особого желания шевелиться у меня в этот момент и не было – я был буквально парализован и ошарашен – столь неожиданно это было солнечным и спокойным утром.
Потом меня осторожно подняли на ноги и поставили лицом к стене. Теперь дула пистолетов переместились куда-то в область грудной клетки.
За спиной раздался властный голос:
– Граждане, вы приглашены в этот кабинет в качестве понятых. Сейчас на ваших глазах будет произведен обыск этого помещения и этого гражданина, стоящего лицом к стене.
Я скосил глаза направо, потом налево, но нигде больше не увидел гражданина, стоящего лицом к стене, и понял, что речь обо мне.
Становилось более чем интересно.
А властный голос продолжал:
– Понятых прошу подойти к столу.
Послышался топот нескольких пар ног.
– Потом скрип открываемой дверки письменного стола. Граждане понятые, вы видите этот белый конверт, лежащий в столе?
В ответ что-то пробулькали, очевидно, подтверждая, что видят.
Тут меня развернули, и я увидел, что кабинет битком набит народом. Среди них был один в форме капитана милиции. Я подумал, что властный голос наверняка принадлежит ему. Ан нет: другой высокий симпатичный мужчина в дорогом кожаном плаще, что стоял у выдвинутого ящика стола, так же властно подозвал меня:
– Подойдите!
Я подошел.
Мужчина в кожаном плаще показал на конверт в ящике и спросил:
– Это чье?
– Мое, – ответил я.
– Возьмите и покажите, что там!
– Там? – переспросил я. – Там деньги.
Я взял конверт, надорвал, вынул из него толстую пачку крупных купюр и чуть ли не выронил: такое количество денег было для меня неожиданностью. Я-то давал взаймы раз в сто или тысячу меньше.
Не успел я опомниться, как тот же мужчина приказал мне поднять руку с деньгами вверх.
Я поднял, и меня сфотографировали.
Надо ли говорить о том, что я, когда понял, что это не бандитский налет, а милицейские дела, не особо переживал. И когда меня привезли в солидное здание управления милиции и посадили в наручниках в какой-то закуток, я тоже не особо беспокоился. Думал, сейчас все объясню, потом вызовут мою знакомую, и все всем станет ясно. Но меня никто не допрашивал. Какой-то усталый майор заставил расписаться в том, будто мне разъяснено, что я арестован за получение взятки, и меня отвезли в тюрьму.
Три дня никто меня не трогал.
Все это было настолько странно и необычно, что не казалось мне серьезным. Поэтому я не особо и беспокоился. Слушал камерные байки да с удовольствием ел пресные каши.
Ближе к полудню четвертого дня меня вызвал на допрос тот самый высокий симпатичный мужчина, который распоряжался в моем кабинете. Оказывается, он был старшим следователем.
После ряда дежурных вопросов он объяснил мне, что я обвиняюсь в получении взятки в особо крупных размерах.
– От кого? – спросил я.
Он назвал имя той самой веселенькой брюнетки, которой я неосторожно дал взаймы.
Я вначале рассмеялся и предложил спросить у нее самой, давала она мне взятку или нет.
На это старший следователь вынул из папки лист и подал мне. Это был протокол допроса той самой моей знакомой. Из него мне стало ясно, что я длительное время вымогал у нее определенную сумму за одну услугу, которую мог оказать в силу своего служебного положения. Наконец она поняла, что без взятки тут не обойтись, и обратилась за помощью в милицию. Ну, а дальнейшее известно.
Я не поверил ни единой букве.
Старший следователь, посмотрев на меня с некоторой жалостью, нажал кнопку, и вошла она. Как я думал, моя спасительница.
Она села и, отвернувшись от меня, стала отвечать на вопросы следователя – слово в слово, как в том протоколе.
Мне разрешили задать вопросы, но я был так ошарашен, что слова вымолвить не смог.
Позже я узнал, что это была очная ставка.
Через несколько дней после очной ставки меня еще раз допросили – и все.
Потом пришел адвокат.
Мы с ним вяло поприкидывали варианты, и он ушел.
Потом состоялся суд.
Судья больше дремал, чем слушал.
На суде демонстрировали фотографии, где я держал в руке взятку. Слушали пленку. Там я благодарил свою знакомую за деньги. Потом было ее выступление, тяжелое и запинающееся. Сумбурность его прокурор объяснил высокой порядочностью моей знакомой.
Адвокат что-то промямлил и сел.
От последнего слова я отказался.
И дали мне восемь лет.