Беседы о диалектике
Шрифт:
Сын. Но ведь все это — скачки! Как же различать их между собой?
Отец. Ты вот правильно недавно сказал, что скачки могут различаться по масштабу: крупные и мелкие, громадные и миниатюрные. Теперь же надо говорить о различии скачков по их порядку: более низкого порядка, в смысле менее глубокие, и более высокого порядка, в смысле более глубокие.
Сын. Как это понять? Значит, и само качество может быть разного порядка?
Отец. Совершенно верно. Когда мы с тобой говорили о кипении воды, ее испарении и вообще о переходе воды из одного агрегатного состояния в другое, то это все были качественные изменения более низкого порядка, которые происходили в рамках одного и того же качества более высокого порядка, а именно при сохранении воды как качественно определенного химического соединения. Ведь при плавлении льда и кипячении жидкой воды состав молекул воды не менялся. Значит, при качественном изменении более низкого (молекулярно-физического) порядка может не происходить качественного изменения более высокого (химического) порядка. Точно, так же, когда происходит качественное изменение более высокого (химического)
Сын. То, что ты мне рассказывал сейчас о скачках, касается только природы или также и общества? Какое своеобразие проявляют скачки в общественной жизни, в человеческой истории?
Отец. Здесь прежде всего важно понятие революции. Это скачок в общественном развитии, но скачок особого рода. Революция, как говорил Ленин, означает такое преобразование, которое ломает старое в самом основном и коренном, а не переделывает его осторожно, медленно, постепенно, стараясь ломать как можно меньше. Другими словами, революция — это коренная или крутая ломка старого, осуществляемая с той целью, чтобы проложить путь для утверждения нового. По самому своему смыслу революция относится к процессам человеческой истории — к развитию общества и его духовной жизни, в том числе к истории науки. В природе революций нет, это понятие социальное. О революциях в науке я говорил тебе уже не раз: коренное разрушение старого птолемеевского (геоцентрического) учения и утверждение на его месте коперииковского (гелиоцентрического) учения было подлинной революцией в науке, так как старое здесь не переделывалось медленно, осторожно и постепенно, а ломалось коренным образом. То же делал и Лавуазье со своими сторонниками, когда сокрушал старую флогистонную теорию в химии и на ее месте утверждал новую кислородную теорию.
Сын. Значит, всякая революция есть скачок, но не всякий скачок есть революция?
Отец. Да, ты правильно заметил, здесь нет тождества. Понятие скачка гораздо шире, чем понятие революции. Революция — это особый тип скачка в развитии человеческого общества.
Сын. А взрывы в обществе могут быть, или же это понятие применимо только к природе, когда говорят, например, о взрыве динамита, атомной бомбы или парового котла?
Отец. Взрыв есть разовый удар, есть скачок, то есть переход от одного качества к другому, осуществляемый в порядке одноактного события. Такие переходы совершаются и в обществе, и потому говорят, например, о революционных взрывах. Такой революционный взрыв произошел во Франции в конце XVIII века, когда была свергнута народом королевская власть. Это событие получило название Великой французской буржуазной революции конца XVIII века. Революционный взрыв произошел в России в 1917 году, когда была свергнута власть капиталистов и утвердилась власть рабочих и крестьян. Это событие известно под именем Великой Октябрьской социалистической революции.
Сын. Ио всегда ли революции в обществе протекают в виде взрыва?
Отец. Нет, не всегда. Они протекают так только тогда, когда совершаются снизу, чтобы свергнуть власть угнетателей, стоящих наверху. Угнетатели используют государство, государственную власть для того, чтобы утвердить и обеспечить свое господство и не дать возможности угнетенным освободиться от гнета. Значит, на пути исторического прогресса возникает серьезное препятствие в виде государства, созданного угнетателями. Вот почему надо одним ударом смести это препятствие, отнять власть у угнетателей, разрушить созданную ими государственную машину. А это все и происходит в виде революционного взрыва. Однако возможен и другой вариант революции, когда она проводится сверху тем классом, который раньше был угнетен, а теперь освободился от гнета и сам стал у власти. В таком случае сама государственная власть может запланировать проведение революции и осуществить ее не в виде разового удара, то есть не в виде взрыва, а постепенно, по мере того как вызревают благоприятные условия, необходимые для ее наиболее успешного проведения.
Сын. Значит, взрыв и постепенность перехода от старого качества к новому можно рассматривать как две различные формы революции в развитии общества?
Отец. Да, но только ты не забывай, что и здесь таких различных форм протекания скачков и революций также имеется бесчисленное множество и что их нельзя свести к этим двум. Ведь и здесь формы скачков и революций-, пути и способы их реализации зависят от условий, в которых совершаются эти скачки и революция. А так как исторические условия (а речь идет сейчас именно об исторических условиях) бесконечно разнообразны и никогда в точности не повторяются в разные эпохи, в разных странах, у разных народов, то и формы скачков и революций в обществе отнюдь не однотипны, не стереотипны. Так, в одних исторических условиях, в то или иное время, в той или иной стране революция протекает как насильственный процесс, как вооруженное восстание, как это было в России в октябре 1917 года. Но возможен и другой случай, когда рабочие и крестьяне возьмут власть в свои руки не в результате вооруженного столкновения, не посредством насилия, а мирным путем. Это происходит тогда, когда господствующие классы оказываются бессильными перед лицом поднявшихся против них угнетенных классов.
Сын. Но я слышал, что истинные революционеры — это те, кто всегда и при всех условиях пользуется только насильственными способами борьбы.
Отец. Ты заблуждаешься. Это догматический взгляд, когда за революционную линию выдают свою неспособность правильно анализировать обстановку и выбирать те формы и способы борьбы, которые отвечают данной обстановке. Ленин говорил, что истина всегда
Сын. Ты сейчас сказал, что диалектика требует конкретного разбирательства конкретной обстановки. Это для того, чтобы избежать общих, шаблонных ответов, годных якобы на все случаи жизни?
Отец. Ты прав, мой друг, именно шаблоны и трафареты несовместимы с диалектикой. Ведь дело не в том, чтобы на любой вопрос отвечать не задумываясь, держа в руках, как отмычку от всех замков, какую-нибудь формулу диалектики. Допустим, тебя спросят: что такое кипение воды или какой-нибудь жидкости? Ты не задумываясь ответишь, зная наперед свой ответ: это — скачок. Тебя спросят: а революция, скажем Великая английская, или Великая французская, или какая-нибудь другая, — что это такое? Ты опять ответишь: скачок. А рождение живого или смерть — это что? Ответ все тот же: скачок. А взрыв динамита или атомной бомбы? А какая-либо другая химическая или ядерная реакция? И т. д. и т. п. И ты на все эти вопросы будешь не задумываясь давать один и тот же заученный шаблонный ответ: это — скачок. Разве это диалектика? Ты будешь, конечно, прав, что все это примеры скачка, но от твоего ответа ровно ничего не прибавится к знанию того, что такое не скачок вообще, а именно данный скачок, происходящий в процессе развития данного предмета, в данное время, в данном месте, при данных обстоятельствах. А для того чтобы знать, как тебе действовать в данных условиях, надо не отделываться общей пустой фразой: это — скачок, а уметь еще конкретно разобрать, что именно это за скачок, какими путями и почему он протекает именно так, а не иначе, от чего зависит его скорость, его форма и т. д. и т. п. Именно такого умения оперировать еще требует диалектика, именно этого умения нет у догматиков.
Сын. Значит, всегда нужно учитывать конкретные условия, в которых находится интересующая нас вещь или протекает изучаемый нами процесс?
Отец. Безусловно так. Диалектика говорит, что все зависит от условий места, времени и обстоятельств, а потому рассматривать что-либо вне этих условий — значит только заниматься произнесением пустых фраз.
Сын. А не мог бы ты показать, как меняется в зависимости от условий протекание исторических процессов?
Отец. Охотно, и об этом у нас с тобой однажды шла уже речь. Вернемся к этому вопросу еще раз. Рассмотрим крупный скачок — переход человеческого общества от феодализма к социализму (и коммунизму). Всегда ли для такого скачка были открыты одни и те же пути? Нет, в зависимости от исторической эпохи этот вопрос решается по-разному. Возьмем три исторические эпохи: первая — эпоха первых буржуазных революций (XVII и XVIII веков — нидерландская, английская и французская); вторая — эпоха империализма (XX век — три революции в России: в 1905 году и две в 1917 году); третья — эпоха, наступившая после октября 1917 года. В течение первой эпохи переход от феодализма к социализму мог быть осуществлен только через длительный период господства капитализма. Следовательно, между первым скачком (от феодализма к капитализму) и вторым скачком (от капитализма к социализму) должна была лежать полоса капиталистического развития общества, так что буржуазная революция приводила к господству буржуазии. Уже в XIX веке оба этих скачка стали сближаться, но только в XX веке, в условиях империализма, они сблизились настолько, что буржуазная революция в тех странах, где она еще не совершилась до этого, могла и должна была перерасти в революцию социалистическую, свергающую капитализм и утверждающую новый общественный строй — социализм. Потому что в этих условиях буржуазия уже полностью утратила свою былую революционность и перешла в стан реакции и контрреволюции, как это и было в России в начале XX века. Поэтому движущей социальной силой такой революции становилась уже не буржуазия, а пролетариат в союзе с крестьянством, а потому сама буржуазная революция приобретала теперь буржуазно-демократический характер… Наконец, в условиях победы социалистической революции социалистические страны могли оказывать прямую и активную помощь другим странам, стоящим еще на стадии феодализма и даже на еще более низкой стадии родового строя, с тем чтобы дать им возможность подняться сразу к социализму, вообще минуя стадию капитализма. Такое теоретическое положение выдвинул Ленин на II конгрессе Коммунистического Интернационала в 1920 году. Впоследствии оно блестяще подтвердилось на опыте развития таких народов, как монгольский, как наши среднеазиатские народы. Их движение к социализму было осуществлено без прохождения стадии капитализма, во всяком случае, без дальнейшего развития элементов капитализма, которые возникли в этих странах еще до Октябрьской революции 1917 года.
Сын. Меня заинтересовало последнее положение о том, что в условиях победившего социализма для стран, не достигших стадии капитализма, необязательно прохождение этой стадии. Очевидно, как мне кажется, это положение имеет важное значение сегодня для развивающихся стран, освободившихся от колониального гнета.
Отец. Несомненно. После крушения мировой колониальной системы империализма для этих стран и для всего «третьего мира» встал вопрос: каким путем идти дальше? К капитализму — насаждая у себя капиталистические отношения и капиталистический гнет, который некоторые люди лживо именуют «раем», хотя тут больше подходит слово «ад». Или же — к социализму, используя помощь более развитых социалистических стран и не давая у себя развиваться капитализму, изгоняя иностранных капиталистов, беря в свои руки народное хозяйство и природные богатства своей страны. Диалектика, опираясь на которую Ленин выдвинул идею движения таких стран к социализму, минуя капитализм, находит все больше своих последователей.