Беседы об искусстве (сборник)

Роден Огюст

В античном мраморе все выпуклости округляются, углы сглажены. Изгибы подсказаны самими Грациями. Ни у какого другого народа, кроме греков, не было этой жизненной гибкости, этой юности. У Франции были тонкость, остроумие, быть может, ей не хватало этой божественной теплоты, мягкости рельефа. Порой во французской скульптуре случается, что восхитительное бедновато,

утонченному не хватает профиля, а невыразимому достоверности; зато чувственное в избытке. – Достоинство формы более строго, более спокойно, оно нормально, как небеса.

Нет жесткости в греческом мраморе, этом образце из образцов. Заполняя пустоты, смягчая лишние, мешающие выступы – поскольку вечная атмосфера в конце концов все равно их обточит, – греческий художник добился такой формы, которая становится частью среды, частью самой этой атмосферы. Он работал с лихорадочным пылом, но трезво и не позволял себе предать природу – скудостью, убогостью, холодностью. Так он осуществил свое бессмертное творение, которое современный художник открывает для себя и постигает с помощью терпеливой учебы, через двадцать лет после того, как увидел впервые, – и тогда он тоже может бросить вызов мрамору и даровать свое творение поэтам.

Лувр. – Форма божественного обнаженного тела! Моя память с чувственным благоговением беспрестанно возвращается к Венере Милосской, кормилице моего разума.

Именно совершенство полированных конечностей приходит мне на ум, когда я думаю об этих просторных залах, украшенных драгоценным мрамором. На всем этом лежит священный отпечаток храма; он сохранился до сих пор. Я узнал ее! Эту величественную нагую фигуру; она очистила меня, наполнила мою жизнь, мою душу и мое искусство, которое будет последним прибежищем моей души, моей последней мыслью.

Рельеф – сила, приобретенная изучением закона солнечных эффектов. Одушевленная таким образом, эта сила становится частью жизни, проникает в произведение, как кровь, чтобы в нем заструилась красота.

Это не мертвое знание, которое можно

отбросить и снова взять по собственной воле. Когда традиция – утраченный закон, это надолго: уж мы-то об этом кое-что знаем – мы, кого ужасает современная анархия, кто видит, как рушатся шедевры под кирками идиотов, и кого тиранизирует невежественное большинство.

…Но разве невежды не имеют права на жизнь? Может, они даже полезны во всеобщей жизни? Не им ли поручено создать ночь, куда должен вернуться купол, шпиль?

• Да.

В танагрских статуэтках есть что-то женственное; неброская грация драпированных конечностей, выражающих углубленность души. Оттенок, не выразимый словами.

Египетское искусство притягивает меня больше всего. Оно свободно от примеси. Обольстительная элегантность духа во всех произведениях.

Резьба

Резьба по своему духу, по своей сути означает, представляет собой самую мысль мастера.

Кто ее видит и понимает, видит сам памятник.

Ее нежность – это нежность самой природы; ее жизнь – жизнь всего здания. В ней вся сила архитектуры, она выражает всю ее мысль.

Вернемся же к преклонению перед тем, чему она подражала когда-то. Она сумела во всем разлить мягкую грацию, силу, гибкость, единство.

Женщина, вечный образец, дает эти струящиеся формы.

Не украшения, а сама резьба должна быть отдыхом для глаз. Но своими особенностями она выражает характер эпохи. – Желобчатая – вполне подходящее название для французской резьбы.

Резные узоры следуют друг за другом по порядку, намеченные контуры развиваются в движениях, которые порой отходят от своей первоначальной линии, особая выразительность проявляется в нюансах.

Ренессансный стиль ввел в резьбу, в декор, во всю архитектуру прелестную женскую плоть и ее нежность – эту музыку плоти…

Резьба – это сладостная симфония.