Беседы со Сталиным
Шрифт:
В ретроспективе мне кажется, что эти двое людей – Молотов, с его релятивизмом, его сноровкой в том, что касалось деталей повседневной рутины, и Сталин, с его фанатическим догматизмом и в то же время более широким кругозором, его энергичными поисками дальнейших, будущих возможностей, – что эти двое идеально дополняли один другого. Молотов, хотя он и был бессилен без руководства Сталина, во многих отношениях был Сталину необходим. Хотя оба были неразборчивы в методах, мне кажется, Сталин тщательно отбирал эти методы и приспосабливал их к обстоятельствам, тогда как Молотов заранее считал их делом второстепенным
Молотов, казалось, даже физически подходил для такой роли: основательный, осмотрительный, невозмутимый, настойчивый. Он выпивал больше, чем Сталин, но его тосты были короче и рассчитаны на то, чтобы произвести особый политический эффект. Его личная жизнь также была ничем не примечательной. Год спустя я встретился с его женой, скромной и обходительной женщиной.
Разговор со Сталиным начался с взволнованных расспросов о дальнейшей судьбе югославского Верховного штаба и отрядов вокруг него.
– Они умрут с голоду! – воскликнул он. Я попытался доказать ему, что этого произойти не может.
– Почему не может? – продолжал он. – Сколько раз солдаты погибали от голода! Голод – это ужасный враг любой армии.
Я объяснил ему:
– Местность там такова, что всегда можно найти что-нибудь поесть. Мы попадали в гораздо худшие ситуации и тем не менее не погибали от голода.
Мне удалось успокоить и заверить его.
Затем он перешел к возможностям посылки помощи. Советский фронт все еще находился слишком далеко, чтобы истребители могли сопровождать транспортные самолеты. В какой-то момент Сталин вспыхнул и начал бранить летчиков:– Они трусы – боятся летать в дневное время! Трусы, ей-богу, трусы!
Молотов, который был проинформирован по всей проблеме, выступил в защиту летчиков:
– Нет, они не трусы. Это далеко не так. Дело в том, что у истребителей нет такой дальности полета, и транспортные самолеты будут сбиты еще до того, как достигнут цели. Кроме того, их полезная нагрузка незначительна. Им приходится везти запасы топлива для того, чтобы можно было вернуться. Это единственная причина того, что им приходится летать по ночам и везти небольшой груз.
Я поддержал Молотова, потому что знал, что советские летчики добровольно предлагали выполнять полеты в дневное время, без прикрытия истребителей, чтобы помочь своим товарищам по оружию в Югославии.
В то же время я был полностью согласен с настояниями Сталина на том, что, ввиду серьезности и сложности обстоятельств и задач, Тито необходимо найти себе более постоянную штаб-квартиру и освободиться от каждодневной опасности. Нет никаких сомнений в том, что Сталин также передал свою точку зрения советской миссии, потому что как раз в это время по их настоянию Тито согласился на эвакуацию в Италию, а оттуда на остров Вис, где он оставался до тех пор, пока Красная армия не вступила в Югославию. Конечно, Сталин ничего не сказал об эвакуации, но эта мысль зарождалась
Союзники к тому времени уже одобрили создание советской военно-воздушной базы в Италии для оказания помощи югославским солдатам, и Сталин подчеркнул неотложную необходимость отправить туда транспортные самолеты и привести саму базу в действие.
Очевидно, воодушевленный моим оптимизмом в отношении окончательного исхода нынешнего немецкого наступления против Тито, он тогда перешел к нашим отношениям с союзниками, в частности с Великобританией, что, как казалось мне даже тогда, было главной причиной встречи со мной.
Существом его высказываний было, с одной стороны, то, что нам не следует «пугать» англичан, имея в виду, что нам надо избегать всего такого, что могло бы встревожить их и заставить подумать, что в Югославии имеет место революция или попытка установить коммунистический контроль.
– Что же вы хотите, когда у вас на фуражках красные звезды? Важна не форма, а то, что достигнуто, а вы – красные звезды! Ей-богу, звезды не нужны! – сердито воскликнул Сталин.
Но он не скрывал того, что гнев его был не слишком силен. Это было укором, и я объяснил ему:
– Невозможно перестать использовать красные звезды, потому что они уже стали традицией и приобрели определенный смысл в среде наших бойцов.
Оставаясь при своем мнении, но особо не настаивая, он обратился к другому аспекту отношений с союзниками:– Возможно, вы думаете, что как раз потому, что мы с англичанами союзники, мы забыли о том, кто они такие и кто такой Черчилль. Для них нет ничего более приятного, чем обманывать своих союзников. Во время Первой мировой войны они постоянно обманывали русских и французов. А Черчилль? Черчилль – это такого рода человек, что, если за ним не смотреть, он вытащит у тебя из кармана копейку. Да, копейку, из твоего кармана! А Рузвельт? Рузвельт не такой. Он засунет руку только за более крупными монетами. Но Черчилль? Черчилль – тот полезет даже за копейкой.
Он несколько раз подчеркнул, что нам следует опасаться Интеллидженс сервис и двуличности англичан, в особенности в том, что касается жизни Тито.
– Это они убили в самолете генерала Сикорского, а затем аккуратно сбили самолет – никаких доказательств, никаких свидетелей.
В ходе встречи Сталин не переставал повторять эти предупреждения, которые по своем возвращении я передал Тито и которые, вероятно, сыграли определенную роль в принятии решения о его тайном ночном перелете с острова Вис на оккупированную советскими войсками территорию Румынии 21 сентября 1944 года.
Сталин затем перешел к отношениям с югославским королевским правительством. Новым королевским поверенным был доктор Иван Шубашич, который обещал урегулировать отношения с Тито и признать Народно-освободительную армию в качестве главной силы в борьбе против оккупантов. Сталин убеждал:
– Не отказывайтесь вести переговоры с Шубашичем – ни при каких обстоятельствах вы не должны этого делать. Не нападайте на него немедленно. Давайте посмотрим, чего он хочет. Разговаривайте с ним. Вы не можете быть признаны сразу же. К этому должен быть найден переход. Вам следует провести переговоры с Шубашичем и посмотреть, не можете ли вы каким-нибудь образом достигнуть компромисса.