Беседы. Очерки

Гранин Даниил

У меня иногда возникает вопрос: есть ли у нас вообще ясное представление о том, кто из наших руководителей более или менее страдает за Россию? Кто? Я спрашиваю себя — и не нахожу ответа. Это процесс потери доверия к власти, опасный процесс, хотя, с другой стороны, в чем-то и полезный. Мы освобождаемся от старинной, еще досоветской веры во власть.

Мне, например, надоела наша постоянная тема и бесконечные дискуссии: власть и интеллигенция, интеллигенция и власть. А что такое власть? Власть — это всего лишь наемные служащие, которые должны управлять нашими учреждениями и не более того, а мы их рассматриваем как помазанников божьих. Освобождение

от этого культа власти, я думаю, — это благодетельное чувство, это переход к тому, что мы начинаем понимать и верить только в себя, в наши собственные усилия, в наши собственные возможности. Под словом «наши» я имею в виду и интеллигенцию. Раньше власть нуждалась в интеллигенции. Почему Горбачев собирал интеллигенцию? Почему Хрущев собирал нас? Потому что они нуждались в нас. Сейчас, похоже, в первую очередь нуждаются в военных, журналистах, в интеллигенции не нуждаются. Но это заблуждение. Приходит время, когда технология, наука все настоятельнее занимают свое место в жизни нашей страны, и власти придется прибегать к помощи интеллигенции. Нравственным состоянием общества должен заниматься не шоубизнес. Только мы можем это сделать, больше никто.

Недавно я прочел на стене одного дома на Московском проспекте такую надпись: «Хочется иметь хоть какое-нибудь будущее». Меня поразила эта надпись, она об очень многом мне говорит. Мы живем без будущего, во всяком случае наше обыденное сознание начисто лишилось представления о будущем: куда мы идем, какие перспективы у нас, чего добиваемся, чего хотим. Это ненормальное состояние жизни не только для общества, но и для каждого человека. Вот почему, мне кажется, так значительна и необходима роль Конгресса интеллигенции.

Мы начинаем понимать необходимость ответа на вопрос: что нас ждет, чего мы хотим от себя, от других и от судьбы нашей страны. Мы впервые живем без каких-то ясно ощутимых дальних и больших надежд. Я думаю, что Конгресс — это не просто разговоры, это потребность в той циркуляции мысли, в которой мы все настоятельнее сегодня нуждаемся. У нас нет другой возможности, я уже не верю больше тем разговорам, которые происходят на экранах телевизоров и страницах газет. Я начинаю подозревать, что там работают нанятые или завербованные теми, кому это надо, люди.

С огромным удовольствием я слушал сегодня все выступления. Лучше или хуже, но они были выражением своего собственного, искреннего, выношенного за это время. Не вызывает сомнений необходимость обмена такими мнениями для каждого из нас, чтобы понять: я не один, есть еще другие люди в разных уголках страны, с которыми мы можем идти вместе, жить и действовать. Вот за это я благодарю вас всех.

Хочу поблагодарить в заключение Сергея Александровича Филатова, который собрал нас с таким трудом. Ведь не так-то просто собрать такой Конгресс. Я хочу поблагодарить нашего хозяина Александра Сергеевича Запесоцкого за его гостеприимство и за то, что он нам предоставил помещение и устроил этот своего рода праздник.

1999

Трагедия непрочитанной книги

Рад всех вас видеть. Не буду тратить время на комплименты в ваш адрес, в адрес вашей работы, такой необходимой. Хочу поговорить о проблеме, которая занимает меня последнее время, — о трагедии непрочитанных книг.

Вы знаете, что есть книги вроде бы достаточно известные, вроде бы мы их читали. Но фактически эти книги находятся вне нашей жизни, они так и остались по-настоящему

не прочитаны. А без них жизнь человеческая обесцвечена.

Таких книг несколько. Одна из них — Библия (или Евангелие). Думаю, мало кто читал Библию полностью, но Евангелие, Новый завет — эта книга совершенно необходима для того, чтобы понимать жизнь, чтобы вообще знать, в каком мире мы живем. В литературном отношении это таинственная книга. Она посвящена, в сущности, жизни одного человека, но без нее нельзя понимать ни живопись, ни мифологию, ни театр. Это книга, о которой все знают, но мало кто ее читал по-настоящему, для себя.

К таким же важным книгам можно отнести, например, произведения Гомера, Пушкина, Лермонтова.

Чем, например, мое поколение отличается от поколения Дмитрия Сергеевича Лихачева и его сверстников, с которыми я имел счастье общаться? Их речь всегда была насыщена литературными цитатами, образами, тем, что почти исчезло из нашей жизни. Наши литературные заимствования, которыми мы пользуемся, взяты либо из эстрады, либо из популярных песен. А то, что составляет прелесть и высоту человеческой мысли, цитаты, которыми раньше была усыпана речь, рассказы, просто разговор старшего поколения — это ушло. Ушли цитаты из Пушкина, Лермонтова, Грибоедова, Гончарова, Тютчева. Вся русская классика была в обиходе, а кроме того, была еще латынь, был Шекспир и многое другое, что придавало особую прелесть и разговору, и мысли.

В те времена книга входила в жизнь человека всем своим существом, проникала в его мышление, в его быт. Сейчас, к сожалению, не так. Думаю, это большая утрата и для культуры людей, и для образа мышления, и для образования. Я не знаю, как это достигалось, почему прежнее образование было достаточно ярким и сильным. Сколько лет Пушкин учился в лицее? Шесть. Это все его образование. Шесть лет и у большинства его сверстников-лицеистов. А как отпечатались латынь, мифология, вся мировая литература того времени в их мышлении, в их жизни! Как такое достигалось, я не знаю, но это было, это наложило печать на всю жизнь этих людей.

Вернуть былое отношение к книге — задача не только наших преподавателей, нашего образования, это и задача библиотекаря, который может или не может приучить к чтению и научить любить книгу, показать необходимость жизни с книгой.

И еще. Мне бы хотелось ответить на два вопроса, полученные от этой аудитории.

«Как Вы относитесь к нынешнему состоянию нашего города, его внешнему облику?»

Представьте себе бывшую аристократку, даму благородных, может быть, даже королевских кровей, совершенно обнищавшую, которая ходит в стоптанных ботинках, в старом платье, не может себе вставить зубы, — вид страшный. Но если ее помыть, причесать, дать ей хорошее платье, провести через косметический кабинет, то это будет прелестная женщина. А так на нее смотреть очень грустно. Примерно такое впечатление у меня от нашего города. У него замечательное происхождение, родословная, но он ужасно запущен.

Какие дома, какие кварталы, построенные после войны, заслуживают такого же восхищения, как центр города? Мы строили и строим довольно безобразно. И в то же время в городе 500 дворцов и особняков, а ухаживать за ними по-настоящему мы не в состоянии, для этого нет средств. Поэтому все весьма печально. И до тех пор, пока не изменится экономическое положение, город будет находиться в таком трагическом состоянии. А ведь Петербург — это лучшее, что есть в России и, может быть, один из лучших городов мира.