Бешеная акула
Шрифт:
Но я заупрямился, надел, и мы впервые поспорили из-за пустяка. А он мой друг, и жили мы с ним — позавидовать надо — все делили.
Натянул я молча водолазную рубаху, взял в руку ножницы и спустился под корму на винты. Судно наше имело два винта. Я приблизился к винтам и увидел, почему они не могли работать. На лопастях было намотано много всякого хламу: тряпок, железа, цинковых тонких тросов, дранья, проволоки, пеньковых концов. Проволока даже в муфты въелась. А поверх всего накрутился толстый стальной трос.
Встал я на лопасть нижнего винта и начал разматывать тряпки, дранье, ножницами проволоку и пеньковые тросы резать. Все это было перепутано,
На лету я схватился за острый угол железа и распорол себе рукавицу. Зимняя рубаха — она сшита вместе с рукавицами.
Камнем упал я на грунт, стукнулся подошвами о сброшенное железо… Сразу обжало меня, и через разрезанную рукавицу хлынула внутрь костюма ледяная вода.
Наступила особенная подводная тишина. Было слышно, как колотится сердце. Поднял я кверху рукавицу, воздух вырвался через нее из рубахи, и доступ воды прекратился. Надо мне обратно на винты, там застряла моя сигнальная веревка.
Одет я был чересчур плотно. Совсем не повернуться. Схватился я за сигнал и попробовал на нем подтянуться к винтам. Дудки! Руки обратно скользят. Перестал я тогда нажимать на золотник. Жду: сейчас поднимет воздухом. Не тут-то было: выхлопывает воздух кверху через рукавицу цепью больших пузырей. Удержать бы его можно, только рукавицу вниз опустить, но тогда хлынет через нее в костюм вода.
Дело — бамбук. Надо освободить сигнал. Задрал я голову, хожу, дергаю как вожжой, но сигнал еще крепче в винтах застрял.
Потряс я тревогу по воздушному шлангу. Хорошо еще, что шланг свободен. Наверху услышали и подергали в ответ.
Да только мало проку от того, что я дал тревогу: не спустить им ко мне водолаза, надо им вторую помпу. А вторая помпа в генеральной разборке, части смазаны и под брезентом лежат… А в запасных шлангах полно пудры резиновой. Если сразу качать по ним воздух, так запорошишь водолазу глотку и легкие — задушишь. Необходимо сначала промыть шланги и раз тридцать прокачать, продуть их воздухом.
«Не управиться, — думаю, — им до вечера, надо самому освобождаться. Сигнальную веревку перережу, и меня на шланге поднимут».
Вынул из позеленевшего футляра нож. А ножи наши водолазные никогда не точились. Пилил, пилил я им сигнал, что деревяжкой — хоть бы каболку одну повредил! Сигналы-то нарочно крепкие подбираются, из смоленой трехдюймовой веревки, чтобы водолаза выдержать. Не берет нож.
Бросил сигнал и принялся за груза. Только две тонких веревки и перерезать, а там освобожусь от свинцовых грузов, и меня воздухом к винтам поднимет. Режу правую веревку, вернее, перетираю. Потом обливаюсь, а тут еще забудусь — рукавицу вниз опущу, и сразу ледяная вода плеснет ко мне в костюм. Через полчаса, а может быть и больше, оборвалась наконец веревка и один груз свалился.
Принялся я было за вторую веревку. Глядь — саженях в двух от меня опускается на грунт водолаз. Закричал я от радости. Ввинтил нож в кобуру и шагнул к водолазу. Гляжу — а это Науменко. Друг мне лучший, а теперь стал он мне во сто раз дороже.
Чтобы Науменко по ошибке шланг не перерезал, — я взял в левую руку сигнал, а пальцем правой руки показываю, что надо резать эту веревку. Науменко подошел вплотную да как толкнет меня кулаком в грудь под манишку! Покатился я по грунту, в рукавицу вода хлынула, начала заливать, уже выше колен поднялась.
Поднялся с грунта и пошел к нему объясниться. Для этого только надо шлем к шлему прислонить, и он услышит. Подхожу к Науменке, а он болтается из стороны в сторону. То весь воздух вытравит, и его обожжет так, что даже кренделем согнет. То забудет на золотник нажать и весь раздуется, вот-вот оторвет его от грунта. А глаза осовелые, голова мотается в шлеме, носом в иллюминатор клюет. И вдруг приятель мой задергал сигнал и ушел кверху.
А я опять один остался на грунте… Который теперь час? Не узнать под водой времени. Мне кажется, что прошло уже часов десять или двенадцать. Воды в костюме много. Коченею. Принялся чечотку свинцовыми подметками дробить, не от веселья, конечно. Плясал, плясал, уж ног не поднять. Стал вверх поглядывать, не идет ли помощь. Наконец вижу: приближается из водяного тумана две знакомые подметки, колышутся обитые красной медью, носки…
Опустился водолаз ниже. В руке у него огромный камбузный нож. У кока нашего на камбузе ножи всегда что бритвы. «Ну, — думаю, — сразу мне сигнал разрежет». Гляжу — опять это Науменко! Лицом к стеклу прилип, нос и губы сплющились.
Встал он на грунт. Помахал ножом, как саблей перед боем, и, ухватив мою сигнальную веревку, потянул меня к себе, взмахнул ножом и обрезал мой сигнал у самой груди.
Дернул я за шланг, и меня вытащили наверх. Поднялся я на борт, вижу: доктор стоит, санитары, носилки… Сняли с меня шлем и груза, стянули костюм, из него ведра три воды на палубу вылилось. От носилок я отказался, сам в лазарет пошел. Переоделся в сухое, согрелся я хорошо и вышел на верхнюю палубу. А там Ярченко трясет сигнал и говорит:
— Не отвечает Науменко, заснул, наверно!
И только он так сказал, Науменко вдруг затряс тревогу. Вытянули его из воды. Поднялся он на борт, нож в руке. Сняли с моего друга шлем. Глядит Науменко осовелыми глазами.
— Готово, — говорит, — очистил я винты.
А сам на ногах не стоит, пьяный.
— Что же ты его пьяного в воду спустил? — спрашиваю: Ярченку.
— Да он трезвый был! Сам знаешь, не пьет.
— Погоди, а вы шланги промывали спиртом?
— Промывали, — кивнул, головой Ярченко, — только вот прокачать воздухом не успели. Торопились к тебе на помощь. Наклонился я к шлему приятеля, а оттуда спиртом разит…
Глубоководники
Комсомолец старшина-водолаз Петр Гутов возвратился на свое эпроновское судно. Он переоделся и, как всегда застегнутый на все пуговицы, подтянутый и вежливый, вышел на верхнюю палубу. Когда сыграли большой сбор, он стал в строй. Командир судна объявил команде, что утром они уходят в море на поиски погибшей подводной лодки номер девять.
Гутову было уже известно о гибели «Девятки». Она шла в очень густом тумане, столкнулась с большим встречным кораблем. Удар для нее был смертельным, и она затонула. Точное место ее гибели отметить не удалось.