Бешеная акула
Шрифт:
— Ого! — сказал Гераськин, — котяра-то с сережкой!
— Н-да, — засмеялся Якубенко, — такую серьгу только старому цыгану впору носить.
— Ну и дурачье вы, — сказал Захаров, — разве это серьга? Это же маленькому ребенку ясно. Миграционная путевка это!
— Путевка? Ми-миграционная? Это вроде чего же?
Придерживая беспокойного кота, Захаров носовым платком тщательно и торопливо вытирал колечко.
— Дубины, — засмеялся он, — так это же вроде паспорта у рыб. Понимаете, выпускают такую зверюшку где-нибудь в Батуме или в Одессе…
— Кто выпускает? — перебил Захарова Гераськин.
— Ну мало
— Значит, и тут написано? — спросил Гераськин.
— Определенно написано, — сказал Захаров. — А ну, посмотрите.
Все наклонились, но прочитать надпись никому не удалось… Буквы, которые были высечены на маленьком серебряном колечке, им приходилось встречать только на бортах иностранных пароходов в плавании или на затонувших кораблях на дне моря.
— Эге, — засмеялся Гераськин, — да наш кот никак интурист?
Старичок, который до сих пор стоял в стороне и прислушивался к разговору, подошел ближе и сказал:
— Разрешите, товарищи, я прочитаю. Я знаю немножко французский язык.
Но прочитать и ему не удалось.
— Нет, без очков не могу, — сказал он.
— Давай, Захаров, — сказал Якубенко, — неси своего кота в институт, там без очков прочитают.
Строгий швейцар не пропустил в институт ни Гераськина, ни Якубенку. Проскользнуть в ворота с Захаровым удалось только одному старичку. В институтском дворе Захарова встретил высокий человек в белом халате. Это был известный профессор, ученый ихтиолог, директор института.
Захаров, волнуясь, рассказал ему, в чем дело.
— Отлично сделали, что поймали нам меченого кота, — сказал профессор… Тут профессор увидел колечко и пальцем даже щелкнул:
— Батюшки, метка-то конца прошлого столетия! Сорок лет уже метят рыб серебряными пластинками на проволочках, а этот кот плавает себе преспокойно со старинным кольцом.
— Ну, товарищ водолаз, — обратился профессор к Захарову, — должен вас поздравить: по колечку мы теперь узнаем возраст кота, неизвестный до сих пор науке. Рыбьи года узнавались обычно по костям, но у морских котов, лисиц и акул вместо костей хрящи, и узнать их лета невозможно было. Несите сорокалетнего путешественника в помещение, там мы узнаем, чей он и откуда.
Кота принесли в лабораторию. Профессор вооружился лупой и блестящим острым ланцетом ловко одним ударом отделил колечко от перепонки плавника.
— «Плимут № 547», — прочитал профессор короткую надпись на колечке. Не говоря больше ни слова, профессор достал с полки потрепанные и запыленные английские газеты и журналы и начал их перелистывать, искать что-то.
— Нашел! — сказал он наконец, ткнув пальцем в пожелтевшую страницу. — «Объявление», — прочитал он и с улыбкой посмотрев на Захарова, стал читать дальше: «Лицо, обнаружившее морского кота № 547, выпущенного биологической станцией, просим
Захаров усмехнулся, взглянул через плечо на старичка и сказал:
— Будут вам окуляры.
— Что такое? — удивился профессор. — Какие это окуляры?
Захаров, засмеявшись, рассказал профессору, какой это невежливый королевский кот и как он несознательно вел себя в трамвае и по дороге в институт.
И заодно рассказал все злоключения и как по ошибке он принял этого кота за морскую лисицу.
В эту минуту, уговорив после долгого спора упрямого швейцара, в лабораторию ворвались Якубенко и Гераськин.
— Тише грохочите, — сказал Захаров и представил профессору своих товарищей.
— Вы что, также рыбами интересуетесь? — спросил профессор, пожимая их большие обветренные руки.
— Нет, — сказал Якубенко.
— Это Захаров рыбовед у нас, — сказал Гераськин. — Всё рыбками увлекается, не пьет, не ест, на берег не ходит. А тут вот еще вместо лисицы кота поймал.
— А разве это плохо? — сказал профессор. — Ведь ваш товарищ — самый настоящий энтузиаст. Человек, который увлекается, фантазирует, ошибается, но учится даже на ошибках… Вы знаете, как Владимир Ильич говорил, что фантазия есть качество величайшей ценности. Энтузиасты, товарищи, нам нужны. И у нас их, по счастью, немало. А вот за границей это, племя, надо прямо сказать, вымирает. Вот еще пять-шесть лет тому назад выпустили мы таким же манером несколько опытных рыб, и серебряные пластинки на спинные плавники привязали, и на всех европейских языках надписи сделали. И хоть бы что. Представьте себе, только один-единственный ершик домой вернулся. Да и того выловили где-то возле сардинских берегов моряки с нашего советского угольщика.
Профессор повернулся к Захарову и крепко пожал ему руку.
— Разрешите, товарищ Захаров, горячо поблагодарить вас от имени нашей советской науки. С сегодняшнего дня мы считаем вас нашим постоянным корреспондентом. Продолжайте в том же духе. Изучайте морское дно, ловите все, что вам покажется интересным, и сачком, и сетями, и голыми руками, и за жабры, и за хвост, и за что попало…
— Вы ему, товарищ профессор, потрудней что-нибудь задавайте, — сказал Гераськин, — в случае чего мы с Якубенкой поможем.
Под винтами
Случай этот произошел поздней осенью. Уже стояли морозы. «Красная кузница» шла морским каналом. Уступив дорогу встречному судну, она отклонилась немного от фарватера и что-то захватила с грунта своими винтами.
Несколько минут судно еще шло, вышло на фарватер и застопорило. Винты больше не проворачивались. Вода была ледяная. Я стал одеваться поплотней, даже бушлат напялил. Науменко посоветовал не надевать бушлата — мешать будет в работе лишняя одежда.