Бешенство
Шрифт:
— Я так понимаю, что после приезда в Бостон он уже не был с тобой таким нежным.
— Нет, мэм. Не был.
— А почему ты не уехала домой, Молли? Всегда же можно уехать домой.
Ответа не последовало. Только подрагивание одеяла дало Тоби понять, что девушка плачет. Сама Молли не издавала ни звука, словно ее горе было заперто в каком-то сосуде, и рыдания не были слышны никому, кроме нее самой.
— Я могу помочь тебе вернуться домой. Если для этого тебе нужны только деньги…
— Я не могу, — проговорила она почти неслышным шепотом. Девушка лежала, свернувшись
— Молли!
— Они не хотят, чтобы я возвращалась.
Тоби протянула к ней руку, боль девушки проникала сквозь одеяло и была ощутима почти физически. Раздался стук, и дверь открылась.
— Тоби, можно вас на минутку? — спросил Дворак.
— Прямо сейчас?
— Мне кажется, вам стоит пойти послушать. — Он помедлил и добавил: — Это насчет сонограммы.
Тоби вполголоса сказала девушке:
— Я скоро вернусь.
Она вышла за Двораком в коридор и закрыла дверь.
— Она вам что-нибудь рассказала? — спросил Дэниел.
— Ничего из того, что могло бы пролить свет на это дело.
— Я попытаюсь поговорить с ней позже.
— Не думаю, что вам удастся что-нибудь выудить. Похоже, она не доверяет мужчинам, и причина этого ясна. Так или иначе, существует множество факторов, которые могут привести к патологии плода. Девушка не может указать ничего конкретного.
— Это не просто патология плода.
— Откуда вы знаете?
Он жестом указал на маленький конференц-зал в конце коридора.
— Я хочу познакомить вас кое с кем. Она сумеет объяснить лучше меня.
Дворак сказал «она», но человек, которого Тоби увидела перед видеомонитором, войдя в зал, со спины больше напоминал мужчину — коротко стриженные стального цвета волосы, широкие плечи, обтянутые рыжей рубашкой. Сигаретный дым колечками плыл над угловатой стрижкой. На мониторе в замедленном режиме сменялись кадры сонограммы.
— Я думал, вы бросили курить, — сказал Дворак.
Человек обернулся, и Тоби убедилась, что это действительно женщина. Ей было чуть за шестьдесят, голубые глаза смотрели обескураживающе прямо, на невыразительном лице не было ни грамма косметики. Предосудительная сигарета торчала из мундштука слоновой кости, который она держала с непревзойденной элегантностью.
— Это мой единственный недостаток, Дэниел, — парировала женщина. — Я не желаю от него отказываться.
— Полагаю, скотч не в счет.
— Скотч не есть недостаток. Он тонизирует. — Женщина повернулась к Тоби и посмотрела на нее, подняв бровь.
— Это доктор Тоби Харпер, — представил ее Дворак. — А это доктор Александра Маркс. Доктор Маркс — ведущий генетик в Бостонском университете. Была моим преподавателем.
— Очень давно, — заметила она и протянула Тоби руку — жест, неожиданный для женщины, но у доктора Маркс он получился совершенно естественным. — Я пересмотрела сонограмму еще раз. Что вы знаете об этой девушке?
— Я только что с ней говорила, — сказала Тоби. — Ей шестнадцать. Проститутка. Кто отец, не знает.
— Я консультировался с больничным фармацевтом. Он определил таблетки по выбитому на них коду. Прохлорперазин, — сообщил Дворак и посмотрел на доктора Маркс. — Их обычно назначают при тошноте. Это не могло вызвать патологию плода. Поэтому винить эти таблетки не стоит.
— Как этот сутенер раздобыл рецептурный препарат? — встрепенулась Тоби.
— Сегодня на улице можно достать что угодно. Возможно, она не сказала вам, что еще принимала.
— Нет, я верю ей.
— Какой срок беременности?
— Насколько она помнит, пять или шесть месяцев.
— Значит, то, на что мы смотрим сейчас, — плод во втором триместре. — Доктор Маркс повернулась к монитору. — Это определенно плацента. Это — околоплодная жидкость. Вот здесь, похоже, мы видим пуповину. — Доктор Маркс подалась вперед, изучая пятна на экране. — Думаю, ты прав, Дэниел. Это не опухоль.
— Значит, все-таки патология плода? — спросила Тоби.
— Нет.
— Что же еще это может быть?
— Нечто среднее.
— Между опухолью и эмбрионом? Как это возможно?
Доктор Маркс затянулась сигаретой и выпустила облако дыма.
— Этот безумный, безумный мир.
— Все, что у вас есть, — сонограмма. Нагромождение серых пятен. Доктор Сибли, рентгенолог, полагает, что это опухоль.
— Доктор Сибли никогда прежде такого не видел.
— А вы видели?
— Спросите Дэниела.
Тоби взглянула на Дворака:
— О чем речь?
— Женщина, которая умерла при родах, — подсказал он. — Анни Парини… Я отправил плод доктору Маркс для генетического анализа.
— Я провела только предварительное исследование, — продолжила она. — Мы сделали срезы ткани и окрашивание. Потребуются месяцы, чтобы сделать полный анализ ДНК. Но, основываясь на гистологии этого… существа, я выстроила некоторые гипотезы. — Доктор Маркс развернулась на стуле, чтобы оказаться лицом к Тоби. — Садитесь, доктор Харпер. Поговорим о плодовых мухах.
«К чему это она ведет?» — удивилась Тоби, опускаясь в одно из кресел возле длинного стола. Дворак тоже сел. Доктор Маркс, сидевшая во главе стола, оглядела их, словно суровый профессор двоечников, пришедших на повторную сдачу экзамена.
— Вы знаете об исследованиях дрозофилы миланогастер, которые проводились в университете Базеля? Это обычные плодовые мухи.
— И что показали эти исследования? — спросила Тоби.
— Они касаются неправильного расположения глаз. Ученые уже обнаружили олигоген, запускающий целый каскад из двух тысяч пятисот генов, которые нужны для формирования глаза плодовой мухи. Этот ген назвали «безглазым», поскольку его отсутствие приводило к тому, что мушка рождалась без глаз. Швейцарские исследователи сумели запустить этот ген в разных частях зародыша. Результаты были потрясающие. Глаза появлялись в самых причудливых местах. На крыльях, на ножках, на усиках. Четырнадцать глаз на одной мухе! И все это — при активации одного-единственного гена.