Бешеный прапорщик. Части 1-9
Шрифт:
– Да хватит уже бубнить! Никто тебя трогать не будет, угомонись! И винтовку подальше от меня убери, а то еще одну лишнюю дырку во мне сделаешь!.. Унтер-офицер, пусть они впереди идут, а то я за свою ж... спину опасаюсь!
Унтер, судя по всему, старый служака-сверхсрочник, тумаком подгоняет "виновника торжества" и басит извиняющимся тоном:
– Вы уж, Вашбродь, не держите зла... Салажня ведь зеленая, проваландались в тылу три месяца, да так и нечему не научились, окромя как с палкой бегать... Дярёвня... Винтовки тока здеся увидали...
– Ладно, закрыли тему! Если что, скажу - с той стороны прилетело. Долго еще идти?
– Да нет, тут вот как раз поворотец, и, считай, пришли...
В блиндаже нас встретил немолодой, лет далеко за тридцать, прапорщик, представившийся Яковом Семеновичем Грановским. После краткой
– Петька, санитара сюда живо, шевелись быстрей! А потом самовар вздувай, чтоб сей секунд у меня чай был!
– Яков Семенович, у меня там бойцы в окопе.- Ага, сейчас я чаи гонять буду, а группа сидеть и ждать у моря погоды.
– Где бы до утра разместиться?
– Погодите, сейчас рану-то обработаем по всем правилам.
– Хозяин достает фляжку и протягивает мне.
– Не желаете для, так сказать, анестезии?.. Нет? Ну, как скажете... Тогда наружно попользуем, как только санитар явится. А пока остальные вопросы порешаем. Сколько вас, милейший?
– Трое офицеров, четырнадцать нижних чинов. Всего - семнадцать.
– М-да-с... У меня в землянках столько места не будет. Разве что... В трехстах шагах отсюда рощица, там в низинке обоз разместился. Тихо, спокойно, да и перекусить будет чем. Кашевары должны были оставить на вас порцион.
– Простите, а откуда Вы знали, что мы придем? И будем переходить именно здесь?
– Чего-то я не понимаю.
– Молодой человек... Вы разрешите себя так называть? Я ведь много старше Вас, мне простительно... Так вот, позавчерашнего дня, точнее ночи, на участке соседнего полка со стороны германцев прорвался какой-то сводный батальон. Подробности официально не объявлялись, но солдатский телеграф утверждает, что кайзеровских вояк несть числа побили и кучу трофеев с собой притащено. Две, или три артиллерийские батареи с полным запасом снарядов, несколько обозных колонн... В общем, сказки господина Пушкина... Да Вы меня не слушаете, молодой человек?..
Скорее всего - нет, не слушаю, потому, что знаю, кто это! С вероятностью девяносто девять и девять в периоде после запятой! Батальон Федоренко и моя рота!.. Ой, как это хорошо!.. Да, чего там хозяин бухтит?..
– Простите, Яков Семенович, я, кажется, знаю, кто это был...
Разговор прерывает появление санитара - худого дядьки в застиранной форме с медицинской сумкой в руках. Снова стаскиваю китель. Он разматывает не успевшую схватиться коркой повязку, обрезает по шву и стаскивает рукав нательной рубахи, пропитанный кровью, и с помощью керосиновой лампы внимательно осматривает рану, скорее даже глубокую царапину. Затем берет фляжку у прапорщика, смачивает марлевый тампон, и, пригрозив, что сейчас будет немного щипать, поливает рану водкой, а затем протирает ее тампоном. Сидим, терпим, пока "немного щипать" пройдет. Санитар тем временем профессионально и быстро обрабатывает рану йодом и накладывает повязку. Затем выслушивает мое "большое человеческое спасибо", и отправляется восвояси, повинуясь разрешающему кивку ротного. Который, дождавшись исчезновения лишних ушей, продолжает прерванный разговор:
– Так вот, они о Вас, скорее всего, тоже весьма наслышаны, милейший. И шибко, видать, переживали. Наутро всем батальонным и ротным командирам приказ начальника дивизии объявили, мол, в ближайшее время ожидаются еще люди оттуда. Быть готовым к этому, но никому ни гу-гу. Секрет-с! Ну да ладно, соловья баснями не кормят. Отводите своих солдатушек на постой, и с господами офицерами пожалуйте ко мне на чаёк...
Спать не хотелось совершенно ни мне, ни остальным. Наверное, сказывалось остаточное действие дедова коктейля. Поэтому, отведя в указанную рощицу своё войско и проследив, что бы все устроились с ложками возле костра, на котором грелся огромный котел, испускавший очень аппетитные запахи, мы втроем с Бером и Стефановым отправились на чаепитие к приютившему нас Грановскому. Разошлись часа через два, чтобы маленько подрыхнуть до подъема.
Как хорошо спать на охапке свежего душистого сена, среди своих, подсознательно не ожидая сигнала тревоги, или внезапного выстрела!.. А если еще снится рыженькая...
ИНТЕРЛЮДИЯ.
Поездка в Лодзь, где находился ближайший госпиталь, прошла без особых происшествий, если только не считать за таковые несколько синяков и шишек, которые добавились к перечню телесных
Впоследствии фон Штайнберг практически ничего не смог вспомнить о неделе, проведенной в полевом госпитале. Русская, а, если быть абсолютно точным, германская пуля, выпущенная из германского же маузера-98, не только оставила свой след в виде шрама на лбу, но и основательно контузила гауптмана. Впрочем, периодические потери сознания позволили не почувствовать страдания, неизбежно сопровождающие перевязки и обработку ран. Более или менее барон пришел в себя в санитарном эшелоне, увозившем его в один из лучших военных госпиталей фатерлянда - Beelitz, находящегося недалеко от Берлина. Гауптман и не подозревал, что окончательный выбор конечного пункта был сделан не только, а точнее - не столько эскулапами. Например, госпиталь в городе Ольденбург, что в нижней Саксонии, ведущий свою более чем вековую родословную от известной клиники, вполне мог поставить Штейнберга если не на крыло, то, во всяком случае на ноги. Но судьбой барона озаботился его в некотором роде "крестный отец" из разведотдела майор Хельмут фон Тельхейм, имевший на гауптмана далеко идущие планы, до которого успел дойти рапорт обер-лейтенанта Майера. Несколько своевременно сделанных телефонных звонков, продублированные телеграфными сообщениями мгновенно, перевели фон Штайнберга в разряд особо привилегированных пациентов. Это выразилось в личном визите начальника санитарного поезда и назойливой опеке санитаров, которые первоначально даже пытались воспрепятствовать гауптману самостоятельно отправлять естественные потребности, советуя воспользоваться услугами некого Штампке, имевший опыт работы с уткой еще с франко - прусской войны.
Вся эта кутерьма, усугубленная тряской, скученностью и жарой отнюдь не способствовала улучшению настроения барона, а напротив - провоцировала сильные головные боли. Внесла свою лепту и раненая рука, которая немедленно отзывалась болью при попытке хоть немного пошевелить пальцами. Да и температура как будто бы решила подвергнуть своего хозяина кузнечной закалке - фон Штайнберга бросало то в жар, то в холод. По ночам мучили кошмары. Во снах события прошлого причудливо переплетались с ужасами, талантливо описанными великим Андерсеном и красочно, в лицах озвученные долгими вечерами заботливой няней в далеком детстве.
В итоге, прибытие поезда в Берлин было воспринято им как долгожданное спасение. После непродолжительной поездки на санитарном автомобиле в Beelitz, гауптман попал в уютную палату, которая больше напоминала номер в первоклассном пансионе, разместившуюся в одноэтажном здании среди парка. Проспав почти 20 часов и проснувшись от негромких трелей птиц за открытым окном, в которое вливался чистейший воздух, настоянный на ароматах трав и цветов, он смог почувствовать себя если не в раю, то, во всяком случае, в его земном филиале.