Бешеный волк (сборник)
Шрифт:
Человек делает очень много лишних движений. Хотя вопрос о том, на сколько эти движения оказываются лишними конечном итоге – это очень спорный вопрос.
Пропуская меня в комнату, Нина что-то поправила на вешалке, и ее халат распахнулся. Лишь на мгновение, но его хватило для того, чтобы я увидел ее грудь, а она увидела то, что я – ее увидел.
У Нины очень красивая грудь, и она отлично это знает.Видимся мы с ней не часто, иногда по делу, реже – без дела, и совсем не каждая наша встреча происходит именно так, но когда происходит так – так получается каждый раз:
– Наказание ты мое. Мы же с тобой просто друзья, – прошептала Нина.
– Быть с тобой просто другом – это и есть наказание……Потом, когда сердечные ритмы и дыхание уже стали приходить в норму, Нина, немного смущенно, немного грустно, но при этом, прямо глядя мне в глаза, сказала:
– Я замуж выхожу.
Вот бывает так, идешь по улице,
Прощальной.
Не от слова «прости», а от слова «прощай».
То же самое, я почувствовал в этот момент. И мне нечего было больше сказать, кроме:
– Я завидую твоему будущему мужу.
– Он генерал.
– Не смотря на это, я ему все равно завидую…Я еще попытался что-то промямлить вроде: «Все в божьей воле,» – но Нина остановила меня:
– Не люблю я всей этой библейщины: «Ударили по одной щеке – подставь другую,» – это не для меня, да и не для тебя тоже.
– Для меня – раз ты выходишь замуж за генерала.
Ведь это про удары судьбы…– Знаешь, почему я не попыталась выскочить замуж за тебя?
– Не рассказывай. Я расскажу сам.
Иногда видишь какую-нибудь старую вещь, даже держишь ее в руках, но не можешь представить того, кто ее сделал. Был тот человек высоким или малорослым, толстым или худым, лысым или мохнокудрым, молодым или старым, ленивым или трудолюбивым, умным или глупым, счастливым или несчастным, и даже – талантливым или бездарным. Так и со мной.
И дело в том, что я сам о себе всего этого не знаю…Однажды мне пришлось разговаривать с психологом:
– Не могу определить род ваших занятий, – сказал он мне.
– Я тоже…Одевание вдвоем, если оно не переросло в семейную привычку – довольно пресное действие, и Нина оказалась серьезней меня: – Только не ври. Ты ведь зашел по делу.
Иногда честность утаить трудно. Почти так же трудно, как лицемерие, и я бросил взгляд на постель.
– Я получил больше, чем, то – зачем шел, – я ведь и вправду ни разу не вспомнил о том, что шел за деньгами.
– Не обманывай. И не путай разные вещи.
– Да ладно. Не хочу тратить слова на ерунду.
– Говори, – спокойно сказала Нина, и я уступил перед ее безлукавостью:
– Жена звонила. Хочет купить плащ. Просила помочь деньгами.
– Много нужно?
– Двести баксов.
– Тебе надолго? А-то ведь у меня скоро свадьба.
– На неделю. Не больше.
Нина такой умный человек, что когда у нее спрашивают деньги, она никогда не предлагает советов. Вот и теперь она встала, открыла дверцу стенки, постояла, что-то разглядывая внутри, вытащила откуда-то и протянула мне четыре пятидесятидолларовые бумаги.
– Я не подведу тебя, – я знал, что Нина все понимает, но какой-то дискомфорт для меня все-таки был.
– Знаю. Ты честный.
– Как-то не ловко.
– Перестань. Увидимся в этой жизни.
– Конечно. Тем более, что другой жизни у нас не будет.
И тут в глазах у Нины появился крошечный, совсем секундный чертик.
Такой, какой может появиться в глазах только у настоящей женщины:
– Кто знает…… Город, в котором я живу, маленький, пристоличный, сытенький.
Зеленая, я бы сказал, зона, если бы не депутаты-коммунисты, которые с удивительным постоянством проходят по нашему округу. Впрочем, и на красный пояс наш городок не тянет – уж больно он удобный. И от Москвы, н6е то, чтобы далеко, но, все-таки, не под боком – минут пятнадцать, если не попасть в пробку. Может, потому олигархи, мафиози, поп-дивы и депутаты любят его окрестности с одинаковой прилежностью.
И одинаковой безразличностью.
Так как городок не большой, то все близко, и от Нининого дома до моего всего два шага.
Нечего удивляться тому, что, сделав первый шаг, я увидел машину своего младшего сына Сергея у подъезда моего дома……Когда моя первая жена хочет меня уколоть, она говорит:
– Ты никогда не занимался воспитанием своих детей.
И я не спорю с ней, потому, что отлично понимаю, что, в сущности, хорошо устроился: она одевала, кормила, растила наших сыновей практически одна. Ей было очень трудно на этом пути, а я находился где-то на обочине – совмещал в одном лице звание отца и должность блудного сына.
И дети – это наша общая радость, и мой личный стыд.
Хотя, они и не держат на меня зла.
Они. Но – не я сам.
Кстати, то, что я не пытался заниматься воспитанием своих сыновей, не то, чтобы неправда, скорее неистина.
Эти две меры адекватности, в данном случае не дополнения, а самостоятельные безличные предложения.
Или, наоборот, очень личные.
Когда-то давно, когда мой старший сын учился в десятом или одиннадцатом классе, я позвонил
– Ты растешь, сынок, и пора нам поговорить о вещах, о которых ты можешь поговорить только с папой.
Вряд ли можно догадаться о том, какого цвета были мои уши, когда я это говорил. Но я честно проштудировал «1001 вопрос про это» и «Половое воспитание ребенка в школе». И, когда сын зашел ко мне, я, нацепив очки – сам не знаю, зачем это сделал, потому, что в очках только читаю, но я был достаточно подготовлен для того, чтобы не пользоваться шпаргалками – собрался для начала рассказать сыну о том, что у девушек бывают разные периоды, как сын остановил меня:
– Папа, мне Анька на компьютере отпечатала все свои циклы до конца двадцать первого века. А в остальном, знаешь, нормальные люди пользуются контроцептивами.
Все-таки я не зря надел очки.
Мне пришлось только один раз прервать дальнейший рассказ сына:
– Не так быстро, сыночек, я не успеваю записывать…– Ну, что, – спрашивали меня потом, – Выяснил, откуда берутся дети?
– Да. Осталось выяснить главное.
– Что?
– Откуда берутся взрослые…Одно жалко. Я не успел сказать сыну главного: каждая женщина – первая и последняя в жизни. Только так нужно относиться к женщине, если ты мужчина. Может быть, я скажу это сыну потом. А может, он сам поймет это…
Не только у такого родителя, как я – наверное, у всех родителей – время постепенно уводит детей. Дети растут, и у них начинается своя жизнь, а с ней и свои проблемы. А родители остаются со своим снобизмом – уверенностью в том, что они знают, как решать проблемы своих детей. Возможно, это происходит оттого, что свои проблемы родители, как правило, решить так и не сумели. Зато, уверились в то, что своих детей они знают хорошо.
История короля Лира – история не про детей, а про родителей. Да и то, прожил старик со своими дочерьми жизнь, и так и не понял, кто из них, что из себя представляет.Мои сыновья выросли. Старший, Александр, окончил консерваторию, поет в музыкальном театре, ездит на гастроли за границу, вот и сейчас он где-то толи в Австрии, толи в Германии. Младший, Сергей, несмотря на то, что совсем молод – уже довольно крупный юрист, адвокат.
Такой крупный, что берет напрокат автомобиль «Линкольн». Старший сын пока обходится «четверкой».
Они оба современные, образованные ребята, говорящие на английском языке, не хуже, чем по-русски их родители.
А думающие – еще лучше.
Они, люди совсем другой эпохи, хотим мы этого или нет. Я не говорю о том, какая эпоха лучше, просто их время – другое. И по большому счету, наше время им так же безразлично, как эра динозавров, только экзотикой оно стать еще не успело, а, следовательно, безразлично вдвойне.А, может, и тут мы – страна особенная. Везде природа отдыхает на детях, а у нас природа отдохнула на родителях.
И мне кажется, что главная беда здесь в том, что нас слишком долго неправильно учили.
Нам говорили: 6удь бедным, но честным. А людей нужно учить быть богатыми.
Честность же должна быть сама по себе, в крови.
Честность нельзя противопоставлять иным качествам и свойствам…– Я уж как-нибудь обойдусь без автомобиля, компьютера и мобильника, – довольно опрометчиво заявил я как-то старшему сыну, и тем самым продемонстрировал, что умею говорить глупости не хуже, чем все остальные люди.
А он пожал плечами и подарил мне «Моторолу».
– Чем больше обременяешь себя удобствами, тем больше раскрепощаешься, папа.
– Спасибо, сыночек, только что я с этим телефоном буду делать? – спросил я, и сын вздохнул.
Возможно, этот вздох заменил ему вращение пальцем у виска:
– Если нажмешь на вот эту кнопку, можешь смотреть мультики…Именно этот мобильник зазвонил в то момент, когда мы с Сергеем входили в мою квартиру. Даже не в квартиру – квартира, это то, что у нормальных людей. В мою среду обитания, в которой у меня такой же бардак, как и в голове. Так, что если случится землетрясение, я замечу его результаты не раньше, чем через неделю.
В принципе, я мог бы получить какое-нибудь подвальное помещение из нежилого фонда под мастерскую. Даже больше того, однажды получил, но как только я с друзьями привел его в какой-то вид, оказалось, что оно необходимо ЖЭКу. Я повозмущался, а потом плюнул на это. Все равно, в мастерской нужно жить – не бежать же в соседний квартал, если в полночь голову придет мысль сделать один мазок кистью.
Дело в том, что у нас пруд пруди людьми умеющими рисовать – кстати, у меня самого по рисунку всегда была тройка. «Отлично» у меня было по композиции – только никто из этих людей никогда не станет художником, потому, что ничто не заставит их встать ночью для того, что бы провести новую линию.
Это не значит, что остальные люди хуже нас, просто у нас есть крест – то, что заставляет нас проводить линии. И сомневаться в том, что мы делаем это правильно.