Бесовщина Фуева
Шрифт:
– Коллега, не могли бы вы заткнуться? – и пояснил свою просьбу: – Видите ли, говорящий кот – не совсем обычное явление для нашей реальности…
– Ох, ну, что вы, дорогой мой, конечно, разумеется, – проговорил бес, изображая из себя представителя высшей интеллигенции. – Хрен с ним, – добавил он, перестав кривляться, – ты, пожалуй прав… направо теперь поверни!
Стальной конь нёс двоих «всадников» через весь город. Машина въехала в промышленную зону и повернула налево, как потребовал бес. Алексей и Авалон подъезжали к одной из многочисленных проходных «Энского хлебо-кирпичного комбината». Алексей остановился
– Ты че встал-то?! Поехали! – завопил Авалон.
– Куда поехали – на завод что ли на этот, тьфу, на комбинат? Все приехали, дядя! – ответил Алексей.
– Нам надо дальше, – проговорил Авалон, глядя на проходную. – Я уже чую эту гниду, понимаешь? Зовут его Вася Филимонов, он же Вася Гнутый, вор, сука, рецидивист… блин, ничего больше не могу узнать, далеко, надо ближе подобраться!
– Я так понимаю, он здесь трудится, – сказал Алексей, доставая сигарету. – Знаешь, у меня есть идея получше – чем бегать по заводу, на котором пашут тысячи работяг, может, лучше подождать, пока его смена закончится? Сейчас времени около двенадцати, значит, работает он в утро и совсем скоро должен быть финиш…
– Ладно, давай, – перебил Авалон.
Алексей закурил и открыл окно. Выпустив струйку дыма на улицу, он огляделся: на парковке стояло несколько автомобилей, у проходной не было ни души, справа от входа стоял фургон, в котором люди добрые и не очень могли купить что-нибудь перекусить, например, хот-дог или кусок курицы своей смертью умершей, чуть поодаль два контейнера для мусора. За стеклом суетился кавказец, раскладывавший закуски, который мельком поглядывал на улицу, пытаясь отвлечься от кулинарной рутины.
Когда Алексей докурил, а бес, трижды умывший кошачью морду, начал царапать сиденье, пытаясь как-то развлечь себя, из-за фургона показался бородатый мужик бомжеватой наружности. Длинные спутавшиеся волосы, заросшая морда, потрепанные джинсы и испачканный плащ, видавший виды – кто заподозрит в этом господине кого-то иного, кроме как бомжа или алкоголика?! Между тем, потрепанному мужику было решительно начхать на то, кого в нём подозревают и подозревают ли вообще хоть кого-нибудь. Он вышел из-за фургона шатающейся походкой и направился к окошку, намереваясь купить вкусненького.
Авалон перестал портить сидение и смотрел на бомжеватого господина, который тем временем протягивал продавцу деньги – кавказец взял презренные бумажки, дав взамен стаканчик кофе, и снова занялся кулинарией. Алексей тоже наблюдал за маргиналом, переводя взгляд то на него, то на беса.
«Кажется, он что-то задумал… ох, чует моё сердце, добром это не кончится!» – подумал Алексей, предчувствуя недоброе.
– Не дрейфь, – успокоил его Авалон. – Сейчас будет весело! Давай-ка, отвернись…
– Зачем? – спросил Алексей. – Слушай, ты чего удумал?
– Повеселиться хочу! Давай, отворачивайся, а то я тут со скуки помру! – прикрикнул бес.
Молча вздохнув, Алексей отвернулся, ожидая увидеть обещанное веселье. Авалон принял свой обычный облик и сказал, постучав пальцем по стеклу
– Гляди на того джентльмена!
Алексей снова хотел было отговорить беса, но тот исчез в одно мгновение, будто его и не было. Через секунду маргинал, наслаждавшийся кофейком, выронил стаканчик, дёрнувшись, словно от удара электрическим
«Ого, он что, вселился в этого обрыгана?» – подумал Алексей, раскрыв глаза от удивления.
Одержимый Авалоном закивал головой, мол, ага, в точку! Бомжеватый ценитель кофе направился к ларьку с одними лишь ему известными намерениями.
– Э, Абдула! – крикнул одержимый. – Дядя Женя сегодня гуляет! Продай мне горчичку и кетчуп.
– Сам ты Абдуля, эй, я – Ашот, поняль, да? – обиженно проговорил продавец.
Дядя Женя выгреб из карманов потертых джинсов все деньги, которые только нашёл, и выложил на пластиковую чашку, кивнув хозяину маленького куриного «ада». Кавказец удивлённо спросил:
– Тебе только горчица, да? И соус? Ничего больше не будешь?
– Не, ты чё, – скривился дядя Женя, замотав головой. – Сам ешь эти трупы смердящие…
– Эй, ты дурак, зачем так говоришь?! – возмутился продавец. – Хороший курица, сосиска хороший, котлетка хороший, у меня тут всё зае…
Дядя Женя захлопнул окошко, так и не дослушав обиженного продавца. Взяв бутылку кетчупа и пакет с горчицей, он направился к контейнерам для мусора. Алексей, наблюдавший происходящим у фургона, видел, как озорной огонёк в глазах человека периодически сменяется ужасом – видимо, одержимый прекрасно понимал, что с ним явно что-то не так и его телом управляет некто неизвестный.
Жертва Авалона подошла к контейнерам и начала рыться в мусоре. Содержимое баков падало на асфальт, а кавказец, который тоже наблюдал за странным покупателем, махнул рукой, покачав головой, мол, дурак, он дурак и есть, и спроса с него нет.
Наконец дядя Женя прекратил разбрасывать мусор. Он что-то достал из контейнера и показал напарнику, сидевшему в машине, одобрительно закивав.
«Твою мать, это же дохлый голубь!» – подумал Алексей.
Одержимый радостно закивал и поднял две засохшие булки, покрывшиеся плесенью, которые валялись у него под ногами в куче мусора. Сделав из своей находки бутерброд, он добавил кетчупа, горчицы и откусил кусок, весело посмеиваясь. Правда, сам дядя Женя, кажется, был совершенно не рад «закуске», которой его кормила нечистая сила – ужас в глазах одержимого то исчезал, уступая место бесовскому задору, то снова появлялся. Алексею показалось, что теперь, кроме страха, он увидел ещё и отвращение к смердящему угощению, от которого невозможно отказаться, как ни сопротивляйся – бес полностью владел телом несчастного, не давая тому ни шанса выплюнуть хотя бы кусочек.
Увидев молодую женщину, выходившую из проходной, дядя Женя бросил недоеденного голубя на землю и вальяжно направился в сторону работницы хлебо-кирпичного комбината, которая шла ему навстречу, уткнув глаза в телефон. Дама не замечала кавалера, глядевшего на неё озорными бесовскими глазами и вытиравшего физиономию от прилипших перьев.
– Привет, красавица! – поздоровался дядя Женя с поравнявшейся с ним женщиной и заключил её в объятия.
– Ах ты, сука! Пьянь, ну-ка пусти! – возмущенно завопила дама, выругавшись нецензурно с особой пролетарской суровостью.