Беспамятство
Шрифт:
Есаулов шёл очень быстро, размашисто и уже пересекал узенький Гленищевский переулок, когда оттуда стремительно вылетела серебристая иномарка, сбила его, не снижая скорости, круто вырулила направо и скрылась в направлении Петровки. Макс отлетел на середину мостовой.
Ольга стояла как вкопанная, а он лежал совсем рядом. Мелькнула мысль: может быть, всё-таки не он? Макс красивый, а у этого неестественно подогнуты длинные ноги и голова вывернута на бок, а под нею расплывается тёмное пятно. Ляля медленно, словно во сне, приблизилась и осторожно заглянула через плечи откуда-то мгновенно набежавших людей.
Ляля протиснулась в первый ряд. Лежащий на асфальте человек с серо-жёлтым лицом вблизи еще меньше походил на Макса. Родинка? Родинку ему наклеили, в кино ведь гримируют. Да, это
определённо не он. Так и хотелось крикнуть им всем: «Не он! Разве вы не видите, что это не он?!», но слова застряли в горле. Она ещё некоторое время то ли мычала, то ли стонала, между тем родинка над верхней губой мёртвого мужчины проступала всё отчётливее, увеличивалась, разбухала, заслоняя перспективу.
«Господи, Ты и нас покинул», - было последней мыслью. Свет стал меркнуть, наступила тьма, и Ольга с облегчением опрокинулась в беспамятство.
Глава 17
Там было покойно, темно и отсутствовало время. Это Ольга поняла, как только пришла в себя. Никаких других ощущений. Непонятно только, как она очутилась на диване у Брагинских? Как неудобно спине - пружины торчат в разные стороны. Видно, этот диван давно служил хозяину дневной и ночной постелью. Сам Рома сидел рядом и держал сё за руку, на периферии зрения мелькала Света. Ну, естественно, Рома и Света давно женаты, и это их квартира. Но всё равно что-то не так. Ляля наморщила лоб, мучительно пытаясь вспомнить, почему лежит в чужой комнате, без туфель, укрытая пледом? Не могла.
– Очнулась? Чудесно, - сказала подруга. — Я дозвонилась до своего невролога, он кладёт тебя к себе в клинику, Сейчас повезём,
Ольга недоумевала: зачем в клинику? Стала протестовать, но с ужасом услышала набор звуков и обрывки случайных слов, совсем не тех, которые она пыталась сказать.
– Ты чего-то хочешь?
– мягко спросила Светик. — Напиши.
Подруга выглядела уверенно, говорила спокойно. не суетясь,
разыскала карандаш и лист бумаги. Ляля дрожащей рукой вместо букв стала выводить восьмерки - рука тоже ничего не помнила.
– Не мучай её, - посоветовал Роман жене.
Пока ехали, речь восстановилась,
– Я не хочу в больницу, я здорова, — медленно, хоть и с некоторой натугой, выговорила Ольга. — Подумаешь, упала в обморок. Где? На работе?
Светик выразительно посмотрела на мужа и сказала:
– Нет, у нас в гостях. Но обмороки могут повториться, надо подстраховаться.
Тебя будет лечить заведующий отделением Оган Степанович Асратян,
– Боже! Нельзя ли кого-нибудь с фамилией поблагозвучнее?
– капризно и уже вполне отчётливо произнесла Ляля.
Вновь прибывшую поместили в палату с тремя пустыми койками. Она огляделась и спросила Светика:
– Сколько ты ему дала?
Подруга сделала круглые глаза:
– Ты что? Это муниципальное научно-исследовательское учреждение. Да у меня и нет.
–
– Не болтай лишнего.
Откуда только берутся такие замечательные люди, как Светик?
Где-то глубоко внутри, в самом-самом дальнем закоулке, в тайной темноте души, Ляля с детства считала себя лучше Светика. Не в чём-то конкретном, а вообще. Это не обсуждалось, а подразумевалось. И только сейчас, когда что-то вдруг переменилась - она еще не знала, что именно - и восприятие обострилось, Ляля, хотя по инерции и снисходительно, подумала: хорошо, если бы все были, как Светик! В мире было бы много детей, мало скандалов, все были бы довольны. Но были ли счастливы?
Что же происходит, почему люди не могут стать счастливыми? Почему случаются болезни, катастрофы, убийства? Эта странная обречённость, когда от тебя ничего не зависит и в любой момент на голову может упасть кирпич, мучила своей неразрешимой загадкой, несправедливостью чужого выбора. За что одному лишь кирпичи, а другому вся нежность? Мысли путались. Очень хотелось плакать, Ляля пыталась сдержаться, но слёзы неудержимо текли по лицу. не из благодарности же к Светику? И не потому, что заболела. Подумаешь, какое горе! Поправится. Нет у неё никакого горя. Или есть? Она не могла вспомнить. Одни глупые слёзы бессилия, больше ничего.
Пришёл врач, крупный, тяжеловатый брюнет за пятьдесят, с большим сочным носом над толстыми фиолетовыми губами. Он с явным удовольствием смотрел живыми чёрными глазами на интересную женщину, постучал никелированным молоточком по локтевым
сгибам, по белым коленям длинных красивых ног, заставил дотронуться до кончика носа пальцем. Сообщил безапелляционно:
– Транзиторный инеульт.
– Что за зверь?
– полюбопытствовала Ляля, перестав плакать и обретая некоторую собранность, которая сопутствовала ей при общении с мужчинами.
– Пришёл и ушёл. Не развился. Но сосуды плохие. Знаете, женщины страдают такими болезнями реже, чем мужчины, но протекают они тяжелее.
– И здесь вы нас обскакали.
Врач улыбнулся, показав длинные прокуренные зубы.
– Молодец! Юмор помогает в любых случаях. Некоторые пугаются смертельно.
– Ах, доктор, я столько пережила, что меня трудно испугать, Смерть не всегда зло, бывает и благо.
– Ну, о смерти говорить рано. Надо серьезно лечиться. Нам запрещено рекомендовать больным лекарства, которыми не располагает больничная аптека, тем более городская. Но вам, как подруге моей хорошей знакомой, скажу - есть новейшие, суперэффективные препараты, очень дорогие. Я могу достать по своим каналам из-за рубежа. Курс лечения обойдётся в двадцать тысяч долларов. Зато гарантия на много лет, что инеульт не повторится,
Ольга потёрла пальцами виски,
– Я попробую раздобыть денег. Раньше с этим проблем не было, но сейчас не могу вспомнить, куда их положила.
– Вспомните, - пообещал Асратян и нежно похлопал женщину но руке.
К вечеру соседние койки были заняты другими больными.
Светик приходила почти каждый вечер - и как только находила время? — но Рому к Ляле не пускала. На всякий пожарный случай: у одной крыша поехала после гибели Максима, другой вообще без царя в голове, кто их знает, на что они способны вместе.