Беспамятство
Шрифт:
Принесла Библию, положила на тумбочку рядом с соками и фруктами.
– Читать много тебе пока вредно, а ты и не читай, это не роман, Одну мудрую мысль глазами пробеги - и размышляй целый день, тренируй серое вещество. Оган Степанович сказал: надо прокладывать новые связи в обход повреждённых участков.
– Библия как физкультура для мозгов?
Светик рассмеялась;
– Нечто вроде* У тебя их всегда было много. Поправишься.
На второй день явился Большаков. Ляля вспыхнула от радости
и погасла, с грустью обнаружив, что контакта
— Папа, дай врачу двадцать тысяч баксов. Он меня спасёт.
– Ты что, моя дорогая, рехнулась? Это же не операция! Терапия столько не стоит. Тысяча - красная цена.
– Тысячу я сама могу заплатить.
– Ну и плати,
– Ах вот как! Ты сильно переменился в последнее время, - гневно воскликнула дочь.
– Я больше никогда у тебя ничего не попрошу!
О тец у с м сх н у л ся:
– Попросишь, когда припрёт.
У Ляли заблестели глаза.
– Апокалипсис читал?
Виталий Сергеевич от неожиданности дёрнулся.
– Это ещё зачем? — Он скользнул глазами по чёрной обложке Библии, - Мне не нравится твоё увлечение религией. Может, от евангельских сказок какому-нибудь дураку и полегчает, но не тебе. Ты умна и на других примерах воспитана.
– Вера обращена не к разуму, а к сердцу. Все, что со мною случилось, не поддаётся логике.
– Я материалист и твои страдания мне непонятны.
– Дай Бог, чтобы не пришло время, когда ты не поймёшь своих, и прошу меня больше не навещать. Не имеет смысла.
Смысла нет, но, оказалось, была польза.
Ещё за несколько дней до визита Большакова она сказала врачу, что, наверное, поправилась:
— Ничего ведь не болит, и я совершенно спокойна. Или мне всё равно.
– Отсутствие боли и равнодушие - это плохо, - ответил Оган Степанович.
– Значит, организм не борется.
И вдруг, после ухода отца, Ляля сильно разнервничалась, а на исходе дня из палаты, где она лежала, раздался жуткий животный крик. Медсестра бросилась туда со всех ног: больная с амнезией сидела на кровати, закрыв лицо руками и безостановочно кричала. Другие пациентки в ужасе сбились у окна.
– Сделать успокаивающий укол?
– спросила медичка у Асратяна, который тоже пришел и спокойно стоял в дверях, сунув руки в карманы халата.
– не надо, - ответил мудрый эскулап.
– К ней вернулась память.
По распоряжению заведующего отделением, пережившую кризис Большакову, перевели в единственную отдельную комнатушку, именуемую боксом для умирающих, хотя обычно обречённых от живых просто отгораживали полотняной ширмой, а комнату использовали как палату люкс. Светик взяла недельный отпуск и целые дни проводила в больнице, возле подруги. Первые дни Ляля упорно молчала и на контакты не шла, се терзали какие-то жуткие мысли, она хваталась за голову и подолгу лежала с закрытыми глазами.
– Надо что-то делать, нельзя оставлять се безнаказанной, - горячо говорила Ляля Светику.
– Может, подать на нес в суд? Пойдешь свидетельницей?
– Свидетельницей чего?
– Помнишь, я тебе рассказывала, что она надела колье из изумрудов? Допустим, ты видела, как мама подарила колье мне, но когда Вероника появилась в доме, то взяла его, не спросив, и присвоила. Попросту украла. Я подам иск о возврате колье, возмещении морального ущерба и наказании за воровство.
– Но я ничего не видела.
– Естественно. Но без свидетеля мне не выиграть. Чего ты боишься? Это же гражданекий суд, не уголовный. Никто проверять не будет.
– Извини, я врать не могу.
– Ради дела.
Светик потрясла головой,
– А ради меня?
– Не могу,
Ляля посмотрела на нес с брезгливой жалостью,
– И ты вообще никогда не врала? Бедняжка - у тебя все впереди.
Между ними словно невидимая кошка промелькнула, хотя ни
одна из них даже в мыслях в этом не призналась, считая себя правой. Тут как раз отпуск у верной подруги закончился, и она теперь забегала лишь вечерами и то не всегда и ненадолго - дела накопились и на работе, и дома.
Зато выздоравливающую Большакову стал усердно навещать сам Оган Степанович. Во время ночных дежурств он садился на край кровати, брал руку пациентки в свою, разглядывал тонкие пальцы с аккуратными ногтями модной формы, гладил, касался толстыми губами. Говорили больше об отвлечённом, философствовали. Иногда Ольга рассуждала о потерянном времени, о пережитых обидах, о страхе перед будущим, в котором от счастливого прошлого остались только пустые знаки, неживые атрибуты.
– Я поняла, что заботы, в которые мы повседневно погружены, имеют лишь ничтожное сиюминутное значение. Такое ощущение есть в каждом, но оно храниться в оболочке, и нужны особые условия, чтобы оболочка лопнула и знание родилось. Плод должен созреть, В противном случае человек остается в плену иллюзий и вечных вопросов, на которые нет ответа.
Врач слушал внимательно, направляя разговор как опытный психотерапевт. Эти беседы, вместе с правильно подобранными медикаментами, снимали нервное напряжение, и Ляля стала понемногу успокаиваться.
Однажды Асратян сказал:
– Я хотел бы вас поцеловать.
– Пожалуйста. Какие проблемы? Подавайте заявление в двух экземплярах в ближайшее отделение милиции.
– Я серьёзно,
– Куда уж серьёзнее, если нужно разрешение правоохранительных органов.
Шутите. А я влюблен, словно мальчишка. Такие женщины, как вы, встречаются раз в жизни.