Беспечный повеса
Шрифт:
Гидеон беззаботно бросил пачку бумаг в стоявший у камина ящик для угля и принялся с интересом рассматривать нежную девичью грудь. Ее изгибы тут же были прикрыты парой воинственно скрещенных рук. Он поднял глаза и встретился с пристальным взглядом Пруденс. Ее щеки полыхали огнем, грудь тяжело вздымалась от негодования под зеленым муслином. Маленькая ножка сердито притопывала по паркету. Гидеон фыркнул от смеха.
С Пруденс было довольно. Как он смеет так на нее смотреть? От ярости у нее даже дыхание перехватило. Пора
– Значит, вы обманули меня! – воскликнула она. Не в состоянии вызвать настоящие слезы, она вытащила из сумочки кружевной платок и прижала его к сухим глазам. – Все это время вы вливали в мои уши ложь! – Она подалась вперед и с беспредельным достоинством произнесла: – Я больше этого не вынесу! У вас нет стыда! Я не могу выйти замуж за человека с таким характером!
Лорд Каррадайс, обладавший не меньшими артистическими способностями, трагически прижал руку к сердцу и отпрянул назад, безмолвно изображая раненые чувства.
Сэр Освальд, нахмурившись, наблюдал эту патетическую сцену. Пруденс оглянулась, отчаянно подыскивая, чем закончить эту историю. И тут ее осенило!
Она выхватила бумаги из угольного ящика.
– Мои письма, – объяснила она сэру Освальду, потрясая бумагами перед носом лорда Каррадайса. – Вы так бессердечны, что сделали это на моих глазах! Так небрежно обойтись с ними! Все кончено, лорд Каррадайс! Я не желаю вас больше видеть! – Она театрально бросила бумаги в огонь. – Как же я была глупа! Отдать свое сердце повесе!
Едва тлевший огонь вдруг ярко вспыхнул, рыжие языки пламени заплясали на корчившихся листках бумаги.
– О, нет, только не это, мои billetsdoux!– с пафосом по-французски воскликнул лорд Каррадайс. – Мои любовные письма.
Гидеон бросился к камину, тщетно пытаясь выхватить из огня обуглившиеся листки. Он обжег пальцы и пробормотал проклятие, когда листок рассыпался в его руках, превратившись в хлопья пепла.
Ошеломленная Пруденс не сводила с него глаз. Листки рассыпались на маленькие искорки и, взлетая над языками пламени, остывали, превращаясь в грустные серые снежинки. Не может быть, чтобы он говорил всерьез. Неужели она сожгла настоящую любовную переписку? Он ведь без всякого интереса взглянул на письма и бросил их в угольный ящик. Все, что летит туда, предназначено огню. Разве не так?
Но он так растерян, огорчен. Чувство вины жгло ей грудь.
Что, если это действительно была любовная переписка? И угольный ящик был уловкой? Он бросил письма туда, чтобы позднее забрать их. Она сама использовала всяческие хитрости и окольные пути, чтобы спрятать от любопытных глаз редкие письма Филиппа. Кроме одного письма, которым она дорожила, письма Филиппа не были романтическими. Слог его весьма прозаичен, и письма всегда представляли собой
Пруденс закусила губу. Лорд Каррадайс смотрел на догорающие письма. Казалось, он был в полном отчаянии. Даже его выразительные глаза больше не смеялись.
Она внутренне застонала. Почему ей в голову пришла такая безумная идея? Сначала она показалась Пруденс весьма удачной. Должно быть, умопомешательство у них в роду. Дедушка определенно очень... эксцентричен. Но даже он никогда не врывался к незнакомым герцогам с несусветными заявлениями и, уж конечно, не сжигал чужую любовную переписку.
Кто знает, может быть, автору этих писем удалось бы перевоспитать повесу. Она слышала, что любовь на это способна.
Она подумала о дорогом ей письме Филиппа. «Ты – единственная мечта, которая держит меня в живых в этой дыре на краю земли».
В любую минуту лорд Каррадайс может в гневе оставить игру и расскажет о ее дерзкой выходке дяде Освальду и герцогу. Тогда ей придется во всем признаться. Она знала, что за этим последует: ее с позором отправят в Норфолк. И ни ей, ни сестрам больше никогда не удастся сбежать.
Пруденс почувствовала приступ дурноты. Она считала, что придумала очень умный план, но оказалось, что она все погубила.
Лорд Каррадайс тяжело вздохнул. Глаза всех тут же обратились к нему.
– Стоило попытаться, – не обращая ни на кого внимания, печально сказал он.
Пруденс со стыдом вспомнила, что он обжег пальцы. Даже обуглившийся клочок письма возлюбленной лучше, чем ничего.
– Что ж, обман в конце концов должен был раскрыться, – добавил он. – Правда всегда выходит наружу. – Он печально посмотрел на Пруденс.
Обман! Он собирается выдать ее. Пруденс глубоко вздохнула и приготовилась к худшему.
– Простите, что ввел вас в заблуждение, мисс Мерридью.
Пруденс от неожиданности заморгала.
– Ты хочешь сказать, что действительно ввел в заблуждение эту юную леди, Гидеон? – Герцог был удивлен.
Лорд Каррадайс повел плечом и застенчиво потупился.
– Ты же знаешь, Эдуард, обо мне идет слава никудышного бездельника. На девушек твой титул производит гораздо большее впечатление, чем мой.
Герцог прищурился, но ничего не сказал. Пруденс едва дышала.
– Вы, сударь, позорите свое имя! – нарушил тишину дядя Освальд. – Наговорить девушке романтических историй – это одно, а представиться герцогом и тайно обручиться – совсем другое! И это бедное доверчивое дитя ждало, когда вы поговорите с ее дедушкой или со мной – как подобает мужчине – почти четыре с половиной года!
– Четыре с половиной года, четыре с половиной месяца, четыре с половиной минуты... – Лорд Каррадайс томно посмотрел на Пруденс. – Когда любишь, время не имеет значения.