Беспокойная юность (Повесть о жизни - 2)
Шрифт:
Я разделся и удивился тяжести своей пропыленной одежды и сапог. Потом я долго сидел на скамье, ждал, пока согреется вода, курил и ни о чем не думал. Мне просто было хорошо в этом коротком одиночестве, хорошо от свежего воздуха, лившегося из сада.
В бледных лучах солнца толклась мошкара. За окнами выше подоконника стояли белые зонтичные цветы.
Было так тихо, что я слышал, как фыркают наши лошади, привязанные к деревьям в саду. Потом издалека дошел, прокатился над банькой и затих где-то на
Серый кот вскочил на подоконник, взглянул на меня и удивленно мяукнул. После этого он обошел вдоль стен всю баньку и заглянул в мои сапоги. Там было пусто и темно. Кот снова мяукнул, но теперь уже вопросительно, и начал тереться о мои ноги. Пушистая его шкурка чуть слышно потрескивала.
Я погладил его. Кот заурчал от наслаждения.
– - Ты, окопавшийся в тылу!
– - сказал я коту.-- Тебя никто не тронет. За тобой не будут охотиться люди в стальных касках, чтобы неизвестно зачем непременно убить. Давай поменяемся?
Кот сделал вид, что не слышит моих слов. Он неторопливо вышел из баньки и даже не оглянулся.
– - Свинья!
– - сказал я ему вслед.-- Свинья и эгоист. Мне очень хотелось, чтобы он вернулся. Мне нужно было хоть какое-нибудь живое существо, которое не понимает, что такое война, и думает, будто мир так же хорош, каким был месяц или год назад. Все так же летают в саду крапивницы, все так же закатывается прозрачное сельское солнце, все так же можно дремать в потертом кресле и поводить ушами, когда что-то загадочно потрескивает в рассохшихся переплетах.
От усталости путались мысли. Мне хотелось остановить их, чтобы подумать наконец о том, что давно уже саднило на сердце. О ласке, о теплом плече. К нему можно было бы крепко прижаться.
– - Мама!
– - сказал я вполголоса, но тут же вспомнил сухие сжатые мамины губы и ее растерянное лицо. Нет, не она может мне помочь. Но кто же? Никого не было. Может быть, только в будущем, если оно действительно будет, встретится человек с большой нежной душой... И Лелю я тоже потерял и уже не увижу.
Снова над банькой прокатился тягучий гром. С костельных вязов взлетели с беспорядочным криком галки. К окну подошел Романин.
– - Вы что, уснули?
– - спросил он.-- У пана ксендза нашлось вишневое варенье.
– - Как будто уснул,-- сознался я.
– - Молодой человек,-- сказал Романин,-- вы мне не нравитесь. О чем вы тут размышляете? Мойтесь скорей, и пойдемте пить чай.
Старик в грубой свитке -- костельный причетник -- накрыл чай в комнате с книгами. Он постелил на круглый стол серую скатерть и поставил на нее стаканы и сахарницу из тусклого серого стекла. Только вишневое варенье выделялось гранатовым ярким сиропом.
Мы достали свои запасы: мясные консервы, галеты и клюквенный сок. Больше у нас ничего не было.
Пришел
Мы пригласили к столу ксендза. Перед тем как сесть, он пробормотал коротенькую молитву. Мы стоя выслушали ее.
– - Вежливые молодые люди,-- заметил ксендз, усмехнулся и помолчал.
– - Да будет благословенье божье над вами,-- сказал он, садясь.-- Пусть каждый ваш шаг охраняет святая дева. В нее вы, конечно, не верите. Но вшистко одно! Пусть она следит своим взором за вами и отводит руку врага.
Ксендз отодвинул чашку и повернулся к причетнику, пившему чай на краешке стола.
– - Янош,-- сказал он,-- ты откроешь костел, и мы будем служить всю ночь и весь завтрашний день.
– - Так, пане ксендз,-- вполголоса согласился причетник и привстал.-Всю ночь и весь завтрашний день.
– - Мы отслужим великую литанию по убитым.
– - Так, пане ксендз,-- снова вполголоса ответил причетник.-- Литанию по всем убитым.
– - А потом мы отслужим мессу пану богу, чтобы он помог Польше воскреснуть, как Феникс из пепла.
– - Так, пане ксендз,-- глухо согласился причетник.-- Як Феникс с попелу.
– - Амен!
– - сказал ксендз.
– - Амен!
– - пробормотал причетник и опустил седую косматую голову.
Нам с Романиным стало не по себе от этих заклинаний ксендза и бормотании причетника. Ксендз как будто догадался об этом. Он молча встал и вышел. За ним вышел, прихрамывая, причетник.
Я лег на клеенчатый черный диван, укрылся шинелью и провалился в гудящую темноту.
Проснулся я внезапно, без причины. Очевидно, была уже поздняя ночь.
За открытым окном то начинал тихонько шуметь, то затихал в кромешном мраке сад. Я посмотрел за окно:
не было ни луны, ни звезд,-- должно быть, небо заволокло облаками.
Глубокая тишина стояла вокруг. Но мне показалось, что я проснулся от какого-то звука. Я лежал и ждал. Я был уверен, что звук повторится. Мне хотелось курить, но я медлил зажечь спичку, чтобы не спугнуть безопасную темноту ночи.
Я ждал. Мне стало страшно от ожидания неизвестного звука.
Так я пролежал несколько минут, но вдруг стремительно рванулся и сел на диване. Шинель с тяжелым шорохом свалилась на пол.
Звук пришел -- страшный, протяжный, дребезжащий, томительный, как старческий плач.
Что это было? Звук долго затихал, но тотчас же повторился, и я узнал медленный звон костельного колокола. Это ксендз служил среди ночи свою великую литанию по убитым.
Я протянул руку к коробке папирос на стуле, но в это время нарастающий свист промчался над крышей дома, блеснуло багровое пламя, грохнул взрыв, и потом долго был слышен странный гул, будто сыпались на булыжную мостовую мелкие камни.